Укромный уголок

Скотт стоял в гостиной своей квартиры на берегу Темзы, прижав к уху мобильный телефон. Нина не отвечала. Он два раза набирал ее номер, прежде чем соединение установилось и сквозь помехи пробился голос:

— Скотт?

Голос звучал едва различимо.

— Нина, ты меня слышишь?

В ответ из динамика раздалось шипение.

— Нина!

— …слышу тебя, — донеслось слабо и издалека, будто из глубины гигантской пещеры.

Скотт подождал и в конце концов произнес:

— Я кое-кого к тебе пришлю.

В динамике зашипело и затрещало сильнее.

— …век здесь.

— Что?

Вдруг голос Нины прорвался прямо в ухо, громкий и отчетливый:

— …следит за мной. Какой-то человек наблюдает за домом! Люди.

Скотта сотрясла дрожь — накатила стремительной обжигающей волной, а когда эта волна схлынула, осталось покалывание по всему телу. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:

— Нина…

— В лесу. Они там шумят.

— Нина, послушай меня. В лесу никого нет.

Вернулись помехи, снова заглушив ее голос.

Скотт ждал.

— Ты меня слышишь?

— Да, — ответила она.

— Ты слышала, что я сказал? Я пришлю кое-кого.

— Что сделаешь?

— Пришлю кое-кого. К тебе. Она приедет в четверг.

На другом конце линии щелкнуло, потом раздался приглушенный вой, будто налетел ветер.

— Ив встретит ее в аэропорту и привезет к тебе, — договорил Скотт.

— Ты… — Голос Нины снова утонул в статическом шуме.

— Ты где? Не в доме? — Скотт представил, как она стоит на лужайке, сжимая телефон в руке с побелевшими костяшками пальцев. Глаза у нее, должно быть, расширились, брови поползли вверх. — Иди в дом, Нина, в лесу никого нет.

— Скотт! Ты сказал, сюда кто-то приедет?

— Да, но не сейчас. В четверг.

— В четверг? Кто? Кто приедет?

— Домработница.

— Домработница… — повторила Нина совсем слабым голосом.

— Или садовница. Или няня. Помощница по хозяйству. Она будет выполнять любые твои поручения. — Он шагнул к окну и посмотрел вниз. На улице ливень обрушивался на высокие здания, хлестал по мостовой. Скотт прислушался к плеску воды, льющейся с карнизов, и вообразил себя там, летящим вниз вместе с тяжелыми каплями, кувыркаясь в воздухе, в бурном потоке с небес, а потом — БАЦ. Удар о землю — и тело разлетается на тысячу мокрых ошметков.

— Она?

— Да. Ее зовут Эмили.

«Эмили. Эмили. Эмили». Все мысли были полны ею. Он досадливо поморщился, вспомнив, как разоткровенничался с девушкой за ленчем. Болтал без умолку о детстве, о своем отце… Почему его так разобрало? Нужно быть осторожнее.

Нина что-то сказала, но на линии опять затрещало, и он не понял ни слова.

— Нина! Ты еще здесь? — Скотт пошел на кухню, облокотился на мрамор кухонной стойки. Огромные стеклянные плафоны покачивались над головой, как планеты.

— Нина?

Тишина.

— Я тут стараюсь все делать правильно, — прошептал он.

По-прежнему ни звука от нее, только шорох помех. Скотт прикусил зубами ноготь на большом пальце; краешек отломился с одной стороны, но застрял с другой. Скот прикусил еще раз, и снова — наконец кусок оторвался. Из-под ногтя выступила кровь.

— Знаю, ты хочешь, чтобы я был рядом, — проговорил Скотт едва слышно. — Но мы оба понимаем, что я не могу.

Динамик опять разразился треском, а потом вдруг помехи исчезли, и на линии стало так тихо, что Скотту показалось, будто он слышит, как шевелятся губы и язык Нины, как вздымается ее грудь — неровно, рывками.

Нина плакала.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо тебе.

Скотт закрыл глаза. Скользнув локтями по гладкому мрамору, обхватил голову руками, чуть не задохнувшись от ее благодарности.

«Отличный ход, Нина, — подумал он. — Ты победила. Опять победила».

Но он и сам знал, что не прав. Никто тут не мог победить.

Они все проиграли. Каждый потерпел поражение.

Муж спотыкается и пытается поймать блинчик, а я весело смеюсь, потому что не хочу испортить наши последние минуты. Пусть он выйдет из дома в хорошем настроении.

— Ха! Поймал! — Он перекладывает блинчик на мою тарелку, и тот шлепается посередине бесформенной кучкой. Нахмурившись, муж подравнивает эту кучку вилкой, пытаясь придать ей изначальный вид.

Я разглядываю его с близкого расстояния — он все так же красив, как в тот первый день, когда мы встретились. Мне нравится эта его привычка — касаться языком уголка рта, когда он пытается сосредоточиться. Язык словно разминается на краю поля, как футбольный судья. Ему не хватает только кепи и свистка.