Укрощение демонов (СИ)

Пронзительная нота задрожала и оборвалась, так и не достигнув своего пика. Каин поморщился и с раздражением отшвырнул флейту на кровать, где она и осталась лежать вытянувшейся серебряной змеей. Зарывшись пальцами в свои и без того всклокоченные волосы, Истинный принялся мерить комнату нервными шагами. Ничто не приносило его измученной душе успокоения, ничто не могло отвлечь его от постоянных мыслей о Яне. Даже игра на флейте, любовь к которой он пронес через века — ведь Яна так любила слушать ее тихими солнечными днями, которые они проводили вместе, под крышей своего дома. Теперь и этим воспоминаниям суждено кануть в вечность вслед за остальными, поблекнуть и рассыпаться, как обветшалые полотна с изображением сцен его бесконечно долгой жизни… Да, бессмертие — тяжкая ноша. Все чаще Каин задумывался о том, что продал бы, пожалуй, душу за возможность стать человеком. Стареющим, хрупким, несовершенным существом, в силу своей смертности лишь острее чувствующим биение жизни.

‘А есть ли у меня душа?’ — мысленно спросил он себя и усмехнулся.

Яна бы сказала, что есть. Сказала бы, наверное, что существо без души не способно любить. А он, Каин, любил. Любил так, что сердце в груди корчилось от боли и тоски вдали от возлюбленной…

Он изнывал от желания ворваться в номер Чарли, схватить ее за плечи и тормошить, пока она, наконец, не свяжется с Яной, чтобы убедиться, что она цела и здорова, чтобы выяснить, где она, чтобы забрать ее домой… Они приехали в отель всегда полчаса назад, но Каину каждая утекающая минута казалась вечностью. С чем, черт возьми, Чарли так долго возится в своей комнате? Ответ напрашивался сам собой, с учетом того, что Орсо заселился с девушкой в один номер. Нашли время, хляби небесные им на головы! А ему тут только и остается, что скрипеть зубами от бессильной злости…

Не выдержав, Каин опрометью бросился из комнаты, пересек коридор и нетерпеливо забарабанил кулаками в дверь номера Чарли и Габриэля. Не находись он в публичном месте, без раздумий бы снес дверь с петель — отчаяние лишило его способности мыслить здраво. Да к черту здравомыслие! Каждая потраченная впустую секунда могла стать последней для Яны — и эта мысль сводила его с ума.

— Открой, Чарли, или я вышибу эту дверь, клянусь Праматерью! — взревел Каин, заставив проходящую мимо горничную испуганно шарахнуться прочь.

…Чарли чертила пальчиком невидимые узоры на обнаженной груди Габриэля, наслаждаясь каждым прикосновением к его совершенной, шелковистой на ощупь коже. Едва дверь гостиничного номера закрылась за ними, Габриэль увлек девушку в спальню, невзирая на ее неубедительное сопротивление.

— Каин подождет, — пробормотал он, покрывая лицо и шею Чарли нежными поцелуями. — В конце концов, за эти полчаса с Яной вряд ли что-то случится. А я соскучился по тебе невыносимо…

Ну, как было ему противиться? Его рукам, одновременно властным и бережным, его теплым мягким губам, его страсти, под натиском которой не устояла бы и Снежная Королева… Придавленная тяжестью его сильного, бугрящегося мышцами тела, окруженная водопадом его белоснежных волос, Чарли стонала и задыхалась от наслаждения; как и в прошлый раз, окружающий мир потускнел и отодвинулся на задний план, словно во всей Вселенной не было никого, кроме их двоих.

— Не надо, — выдохнула она, когда Габриэль, оскалившись, потянулся к ее шее — и он, как ни странно, послушался.

Минут пятнадцать спустя, расслабленные и довольные, они лежали в уютном гнезде из скомканных простыней и лениво разговаривали.

— Спасибо, что не стал кусать меня, — улыбнулась Чарли. — Я оценила.

— Я не хотел причинять тебе боль.

— Дело вовсе не в боли. Просто… это как-то ненормально…

— Для меня это как раз таки нормально.

— Да, но я не хочу видеть в тебе…

— Вампира?

— Прости.

— Но ты права — я и есть вампир. Я буду сдерживаться, если хочешь. Мне это не трудно.

— Габриэль, — она перевернулась на бок и испытующе взглянула ему в глаза. — А смог бы ты… ну, если, конечно, ты намерен продолжить отношения со мной…

— Что за глупости, женщина? Более чем намерен, — нахмурившись, он обнял ее и привлек к своей груди.

— Я просто уточнила. Ну, если так… ты смог бы… смог бы воздерживаться от убийства людей?

— А почему нет?

— Но тот охотник… пленник Ангуса…

— Ах, вот ты о чем. Да, я укусил его. И, не буду кривить душой — мне это доставило удовольствие. Но, Чарли, во-первых, я не могу слишком часто позволять себе эту роскошь — это не лучшим образом влияет на мои способности.

— А во-вторых?

— А во-вторых, я с самого начала знал, что ты не останешься со мной, не откажись я от прежнего образа жизни. Даже не столько знал, сколько чувствовал — я же эмпат, не забывай.

— Хочешь сказать, я настолько тебе дорога, что ты пойдешь ради меня на такую жертву?

— Ты мне очень дорога, но дело не только в этом. За эти годы я привык придерживаться определенных ограничений — ‘диеты’, как мы это называем. Я слишком хорошо знаю, что бывает с Палачами, пустившимися во все тяжкие. Охота — не для нас, Чарли.

— Почему?