Укрощение дьявола

— В тот злополучный день, когда я встретил тебя у меня было плохое настроение, я бродил по улицам без всякого интереса, одним словом, я не искал повода с кем-нибудь познакомиться. Теперь ты знаешь, как я оказался в парке. Твой несчастный вид тронул меня, я чувствовал себя очень одиноким и каким-то потерянным, а тут ты, тоже очень одинокая, неприкаянная. Я слушал твою историю, удивило меня не то, что ты говорила, а как: твоя манера была отмечена печатью большой оригинальности, тогда я начал понимать, что любая дискуссия с тобой будет соревнованием умов. Мне показалось, что мы с тобой жертвы нетерпимости: твой брат и его жена настроены против тебя, не будем говорить об обстоятельствах, они тут ни при чем, в то же время все были против меня. Твое самолюбие было уязвлено. Мое тоже. Вдруг ты стала предметом моих симпатий. Встреча с тобой дала мне случай сделать новую попытку установить дружеские отношения с человеком близким мне по духу. Кроме того, из твоего рассказа я вынес мысль, что ты, терпя несправедливость от тех, кто тебя не любит, стараешься скромно утвердить свое право на место в собственном доме. Искренность твоих чувств, глубина твоей обиды и бессознательное желание обратить против себя накопившуюся в душе горечь, потрясли меня. Ты желала зла самой себе, а не тем, кто заставлял тебя страдать. Отсюда понятно какое сильное желание я возымел помочь тебе. Тогда я не понимал, что твоя оригинальность принадлежит к явлениям патологии. Ничто еще не указывало на то, что ты психопатична, похотлива, навязчива, строптива…

— Слушая тебя не могу удержаться от двух возражений.

— Какие еще возражения? Ты заставила меня спать на Библии, принесла в мой дом руководство по изгнанию дьявола, поила меня святой водой, защищалась от меня талисманом, крестом, узлами и лавандовым маслом. А эти твои уловки, с помощью которых ты старалась возбудить к себе мое внимание?

— Ответить легко.

— Мне не нужны твои оправдания.

— Как ты жесток!

— Я жертвую чувства истине! Ты хорошая женщина Сара, и Бог бы с тобой, если бы ты не обладала темпераментом истерички. Разрываясь между влечением, которое ты испытывала ко мне и отвращением, которое вызывала у тебя природа Зверя, ты стала учить меня милосердию и терпимости! Но и тогда твоя ненормальность была еще не очевидна. Постепенно прошли месяцы…

— и ты не переставал жаловаться, — вставила Сара.

— За этот период времени, — невозмутимо продолжил Вельзевул — заметные изменения в тебе были предположительны, твою аффектацию я принимал за обычные сумасбродства и только удивлялся тому, как легко ты ухитрялась вносить юмор в серьезные отношения, как забавно ты играла моими чувствами и как умело подавляла свои.

— Вилли, жизнь тебя ничему не учит. Я не та женщина, которая отдается без любви. Да, я домогалась тебя, не раз хотела наброситься на тебя, обрушив всю свою страсть. Но не говори, что ты не простишь мне этого.

— Ты надоела мне своей чрезмерной любовью!

— Любовь — божественный дар!

— Гениальность — это дар бога, а любовь всего лишь плотский инстинкт. Откровенно говоря, меня тошнит от тех женщин, которым мало того, что они чувствуют, что их любят и они говорят: «Дорогой, докажи мне, что любишь меня».

— Ах, вот как! — восклицает Сара. — Кому из женщин, начиная с Евы не приходилось бороться за свою счастье? Женщина пытается соблазнить мужчину — мужчина преследует женщину… Это старая история, которая повторяется не одну тысячу лет и будет повторяться до тех пор, пока существует мир — сплошная игра, и никакой любви!

— Сара, я старался понять твои импровизации, но не понял.

— Это оттого, что ты на ногах стоял.

— Что ты пытаешься сказать?

— Когда вернешься домой, прими положение голова вниз, на акробатический манер.

— Как это?

— Нужно поднять ноги вверх, руками упереться в пол. В таком положении побудь хотя бы минуту. Может быть, так сможешь понять.

Вельзевул улыбнулся на шутку Сары и сказал:

— Просто мое стремление к идеалу натолкнулось на логику.

— Скажи мне, пожалуйста, как ты думаешь сочетать любовь с логикой, когда сама жизнь восстает против нее?

Говоря это, Сара акцентировала каждое слово.

— Это верно. Чтобы далеко не ходить за примером, ты сама, Сара, разве не поступала так, как говоришь? Твои любовные арии были для меня кошмаром.

— Женщина, охваченная страстью, выглядит так же непристойно, как «Хабанера» на китайском языке.

— Мир охвачен каким-то безумием! Я не удивлюсь, если либретто Кармен переложат на китайский текст.

— И все же, почему ты отказался от меня?

— Признаюсь, я не ожидал встретить такую страстную женщину, какой ты оказалась.

— Я все еще такая!

— Пойми, я нахожусь в возрасте, когда чувства уже не воспламеняют душу, а скорее ее разлагают. Мне три тысячи лет, время берет свое, так что я готовлюсь к тому, чтобы самому разложиться. Ты не зря упрекала меня в старомодности. Я действительно тяготею к добрым старым временам своей молодости. О, не подумай только, что я устал от жизни. У меня есть красивый дом, музыка, фиалки, а больше мне ничего не нужно.

— В тебе больше человеческого, чем дьявольского. Ты благороден.