Укрощение огня

Чуткие пальцы отстранились, и тут же вернулись обратно, пройдя по линии роста волос и зарываясь глубже в живой поток черного шелка, набирая его в пригоршни, играя и позволяя причудливым водопадом спадать вниз, либо же прозрачной пеленой, — тоньше сверкающей на солнце паучьей сети, — оплетать крупные красивые кисти до самого запястья. Словно в забытьи, юноша откинул голову, и только опустившиеся ресницы вздрагивали, когда перебиравшие его волосы руки изредка, невольно касались плеч или шеи — в самой ямочке над косточкой позвонка… Он не понимал себя, но даже не пытался анализировать реальность, почти растворяясь во властных и нежных прикосновениях, — это было слишком прекрасно, неуловимо-несбыточно, сродни настоящему колдовству, чтобы посметь нарушить таинство даже неловким движением… И когда пальцы случайно задели вспухшую ниже затылка шишку, Амани лишь выдохнул тихонько, пропустив боль сквозь себя.

Но все же, ласковые руки немедленно замерли, едва не сорвав с губ юноши стон острого разочарования, хотя опасался он зря. Мужчина просто сместился немного, чтобы было удобнее, и сместились немного пальцы, бережно разбирая густые пряди, мешавшие осмотреть ушиб.

— Голова кружится? — негромко спросил Амир: крови не было совсем, но опухоль оказалась довольно большой, чуть ли не с яйцо размером.

— Немного, — зачарованно отозвался Амани, не став скрывать очевидное.

Он лишь опустил собственные подозрения, что в это мгновение оно вызвано скорее не столько падением, сколько волнующей близостью князя и его удивительной заботой.

— Сними рубашку, я посмотрю остальное, и ссадины лучше промыть сразу, — попросил Амир, и юноша безропотно подчинился, радостно ухватившись за мысль, что болезненные ощущения помогут вернуть ясность рассудку.

Зря! Невольно морщась от острой боли в боку, Амани стащил с себя пыльную рубаху, и вздрогнул всем телом от неожиданности, когда князь вначале мягко отвел его волосы со спины вперед, аккуратно уложив через менее пострадавшее плечо. Амир не торопился, откровенно любуясь безупречной линией гибкой шеи и плавными очертаниями гладких мышц — хотя в 18-ть лет человеческое тело еще меняется, и меняется достаточно быстро, но Аман был уже в том возрасте, когда юноша гораздо ближе к мужчине, чем к мальчику, и пусть он никогда не походил на хилое изнеженное создание, но все же новые его занятия исподволь внесли свои неуловимые изменения, сделав линии тела более завершенными. Это был сильный, красивый молодой хищник, и Амир от души понадеялся, что спустя еще совсем немного времени и усилий он навсегда позабудет о золотой клетке, переступив ее окончательно.

Непривычно, а потому неприятно нервничающий из-за заминки юноша слегка повернул голову, отчего стрелы долгих ресниц полоснули бритвенным лезвием:

— Что-то серьезное?… — опять лишаться танца, уроков с князем и Хишадом, и… к тому же, этого чертового выплодка от иблисового семени, названного почему-то конем?!

— Нет, — теперь в тоне мужчины явственно скользнула улыбка, а голос разбавился низкими мурлычущими нотками. — Но пятен на тебе на целого леопарда.

Юноша тихо фыркнул, и опустил голову, опрометчиво позволяя господину и дальше творить с ним, что заблагорассудится.

Амиру понадобилось всего несколько скупых и точных движений, чтобы удостовериться, что Амани умудрился не сломать себе даже ребер, и сполна воспользовался невысказанным разрешением. Прикосновение прохладной влажной ткани обожгло нагретую солнцем кожу и сорвало дыхание… Юноша плавно повел плечами, опять поморщившись от боли в боку и, кажется из-за перемены позы еще решило заявить о себе бедро и колено. Его вновь поддержали. Следующее, скользящее вдоль позвоночника касание — заставило выгнуться дугой и охнуть… Притом, что мужчина в самом деле всего лишь осторожно стирал с него пыль и песок, затем более внимательно перейдя к ссадине вдоль локтя и тем, то на боку.

Его спокойные размеренные прикосновения постепенно унимали ноющее напряжение в мускулах, и против желания успокаивали не только тело. Аман далеко не сразу заметил и еще позже осознал, что ссадины очищены от грязи, он сам — от засохших потеков крови из них, а платок уже забыт, и сильная горячая ладонь просто легонько поглаживает спину, завораживающе покружив у шеи, мягко очертив лопатки, и медленно спускаясь к пояснице. Что больное плечо удобно устроено, не доставляя хлопот, а он почти лежит, откинувшись на широкую грудь мужчины и вздрагивая в такт ее колебаниям… Костяшки пальцев прочертили бьющуюся под кожей венку, чтобы невесомым касанием подушечки пощекотать впадинку между ключицами, и юноша беззвучно всхлипнул, — разум демонстративно отказывался возвращаться и прерывать эти изумительные и такие опасные мгновения.

— Шшш… Нари, огненный мой… мой… негасимое мое пламя…