Читаем Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени полностью

Говоря о воспитании, следует задаться вопросом общего характера – что такое «вежливость»? Является ли она цивилизованным поведением, связанным именно с типом культуры Нового времени, или это феномен, присущий всем обществам разных эпох и народов, однако проявляющийся в разных культурах по-разному? Я исхожу из последнего предположения, опираясь на работы филологов, показывающие разнообразие речевых кодов вежливости[355].

Национальные формы вежливости интенсивно исследуются антропологами, филологами, семиотиками. Для историков же эта тема непопулярна, поэтому восприятие западноевропейского этикета в России XVIII столетия изучается ими без сравнения с собственно русской традицией вежливости. Иначе говоря, древнерусский этикет допетровских времен все еще остается «белым пятном» исторических изысканий.

Стремление Петра Великого цивилизовать подданных на западный манер дискредитировало основы их традиционного поведения, которое имело собственные смысловые доминанты. Поэтому просто отвергать его как «грубое» для исследований непродуктивно. Моя задача в данной статье – 1) прояснить, в краткой форме, основы древнерусского вежливого поведения; 2) отметить разницу в понимании кодов вежливой речи (как производной от вежливости и учтивости вообще) в русской и западноевропейской традиции; 3) показать сосуществование обоих типов вежливого вербального обращения в России XVIII века. Без такого анализа разница между старым и новым в области этикетного поведения остается неясной.

Только английская исследовательница Катриона Келли, рассуждая о новых манерах поведения в век Просвещения в России, попыталась сказать о том, что было в допетровское время. Но она лишь констатировала отсутствие текстов с инструкциями о том, как себя вести (за исключением «Поучения детям» Владимира Мономаха), и утверждала, что поведению могли подражать, опираясь на жития святых[356]. С последним трудно согласиться, так как святые не уделяли внимания светскому поведению, да и подражать им было бы излишне самоуверенно.

Действительно, вежливое поведение находило мало места в древнерусских текстах, так как регулировалось обычаем и воспринималось людьми как само собой разумеющееся. Подростки усваивали вежливое обращение практическим образом, наблюдая за взрослыми. Тем не менее существовало несколько текстов, предназначавшихся для юношеского воспитания, к которым можно обратиться с целью поиска в них обучения нормам учтивой речи. Эти тексты исходили из монашеской среды и опирались исключительно на поучения Священного Писания и предания. В древнерусской книжности встречается «Беседа Василия Великого с юными учениками» – это редкий пример поучения, в котором говорится именно о внешнем стиле поведения, и в первую очередь – о речевых практиках (они выделены мною курсивом): «Василей… собра юныя и начаша: душевную чистоту имети и безстрастие телесное, ступание кротко, глас умерен, слово благочинно, пищу и питие немятежну, при старейших – молчание, пред мудрейших – послушание, к преимущим – повиновение, к равным себе и меншим – любовь нелицемерную; от злых плотских и любоплотных отлучитесь; мало вещати, множайшая – разумевати, не предерзовати слово, не избытословити беседу, не дерзым бытии на смеху, стыдением украшатися, женам нечистым не беседовати, долу зрение имать, горЕ (вверх. – О. К.) ж – душу. Бегати супротивословия… ничтож вменяти, еж от всех в чести»[357]. Свою карьеру Василий Великий (329–379 годы) начинал как ритор, потому, вероятно, у него в течение всей жизни интерес к слову и беседе остался неистребим. Тем не менее его советы юношам сводятся к тому, что им следует помалкивать в разных жизненных ситуациях или быть крайне лаконичными в беседе. Этот текст Василия Великого часто использовался в разных компилятивных нравоучительных сборниках. Например, в тексте «Како подобает человеку быти» сказано «Пред старьци молчание, пред мудрыми послушание, с точными (равными. – О. К.) любовь имети, с меншими лубовьное совещание»[358]. Следует отметить и такие популярные тексты, как поучения («главы наказательные») греческого царя Василия сыну своему Льву[359] и сборник афоризмов «Пчела», в которых проводилась мысль о том, что дела, а не слова украшают человека и молчание гораздо предпочтительнее красноречия[360]. На вопрос ученика: «Что есть язык?» следовал ответ: «Водитель гневу, диаволу увет, воевода клятве, осуждение милости, делом злым родитель, умным – ненависть, безумным – соблазн. Обнажитель тайнам. Вредитель души. Очима срамота». Подтверждалась эта мысль ссылкой на авторитет Максима Грека, который говорил: «языче мой, губителю мой, супостат правде моей, друже сатанин, вестниче диаволу, повениче (то есть повенчанный. – О. К.) бесом»[361].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги