Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени

«Завещание отеческое к сыну своему, со нравоучением, за подтверждением Божественных писаний» Ивана Посошкова – сочинение, современное «Юности честному зерцалу» (1717), но это источник, отразивший именно традиционные взгляды на речевую вежливость. Его автор, подмосковный крестьянин по происхождению, человек, воспитанный и образованный в духе допетровской православной традиции, транслировал ее своему сыну в объемном сочинении, наставляя его во всевозможных жизненных ситуациях. Все поучения он обосновывал, как это и отражено в названии, цитатами из Священного Писания, полагая, что «самоумне» (то есть своим умом) что-либо сочинять греховно. В «Завещании» есть главы «О мирском житии» (то есть о семейной жизни) и «О гражданском житии» (то есть об общественной жизни), однако наставлений о вежливом светском галантном поведении здесь нет, а о традиционном речевом поведении они есть, но в небольшом объеме и носят характер случайных замечаний. Иначе говоря, проблему воспитания вежливой речи как самостоятельную Посошков не видел. Основная мысль его «Завещания» такова, что в любом случае надо поступать «по правде», благочестиво, согласно нормам Священного Писания. Первый совет – думай о том, что хочешь сказать, дабы никого словом не обидеть и себя дураком не выставить («Чадо мое любезное, тако себя остерегай, дабы ти никаковым словом себя не одурачити: но что ни будеши глаголати, глаголи вымысля, чтобы ни старому, ни малому, ни богатому, ни убогому не досадити»[381]). Далее – не говори сурово и грубо (то есть невежливо), этим можешь вызвать на себя гнев, и не обзывай никого ругательными словами («Тако жить навыкай, еже бы тебе никого, старого или малого, или богатаго или убогаго человека, ничим же бы оскорбити. Но ко всем буди любителен и всякому человеку отвещай и глаголи кротосно; а сурово никаковому человеку, кроме причины, не глаголи, понеже сурово слово воздвизает гнев. Сам бо Господь о сем нам ясно изъяви, глаголя: аще речеши брату своему „ракА“[382] [то есть аще невежливо кому речеши], то повинен будеши суду; а аще кого наречеши юродом [то есть дураком], то повинен будеши геене огненной (Матф. Гл. 5, ст. 22). И сего ради ты, сыне мой, никакова человека дураком не называй, но пред всеми себя смиряй»[383]). Если же словесно оскорбят тебя – не обращай внимания («Кто тебя будет злоречить, или чем тебя ругати, ты же на всех злые словеса и досадительная буди глух; аще кто тя сквернословно и ругательно избранит, буди яко не слышай, и ничему тому не внимай, но вся та гнилыя словеса мимо ушей своих пускай и впердь о них отнюдь не памятствуй. И не токмо тому, кто тя ругал, но и иному никакову человеку не вспоминай о том; буди ты якобы ничего не слыхал»[384]). Иначе говоря, всегда надо действовать, исходя из смирения («В словесах и в делесах, и во всяких поступках смирение твори без всякаго притвора»[385]). В речах необходимо избегать лжи («И лжи во уста своя ни малыя не влагай, понеже лжи началник и отец есть диавол»[386]). Посошков кратко писал и о том, как следует вежливо вести себя в гостях, отмечая лишь одну сторону этого поведения, не речевую, а поведенческую, – стараться быть «ниже» всех присутствующих («И егда будеши зван на каковую либо вечерю, то не ищи себе места вышшаго и между равенников своих, но ищи нижшаго. О сем бо и сам Господь заповедал нам, да не ищем вышшаго себе места (Лук., глава 14, стих 10)»). Как уже отмечалось, этот подход вежливого самоуничижения, очевидно, рекомендовался и в речи.

Итак, если русская вежливость была «эгоцентрична», то западная вежливость ориентировалась на партнера якобы равного себе, даже если он таковым не являлся. Ее целью было создание для визави комфортности в общении, но при этом исключало панибратство[387]. Этот тип вежливости являлся, по словам С. Н. Зенкина, «кодексом благожелательности к ближнему»[388]. Русским людям, попадавшим в сферу подобного общения, оно представлялось необычным. Два примера: дипломат во Франции Андрей Матвеев в 1705 году записывал для себя явления, показавшиеся ему удивительными: «Больше же всего тот порядок в том народе хвален есть, что дети их никакой косности, ни ожесточения от своих родителей, ни от учителей не имеют, но от добраго и остраго наказания словеснаго (курсив мой. — О. К.), паче нежели от побоев в прямой воли и смелости воспитываются и без всяких трудностей вышеозначенным своим обучаются наукам»[389].

Сын небогатого помещика Андрей Болотов, попав для обучения в немецкую семью, также почувствовал уважительное отношение к себе и к другим младшим членам этой семьи – это было разительно иное отношение по сравнению с тем, к чему он привык на родине. И в учении ему было «так хорошо, весело и приятно», что он вскоре позабыл родительский дом[390]. Такая реакция удивления этих россиян связана с тем, что в их Отечестве дети считались низкой в отношении «чести» категорией людей, и никакой вежливости по отношению к ним просто не могло существовать.