Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени

Итак, русские в общении были прямолинейны, эмоциональны, считали важным говорить «правду в лицо», а самоуничижение являлось принятой формой вежливости. С точки зрения иноземцев, все это было неучтиво, русскими же поведение, основанное на правилах галантности, politesse и civilité, воспринималось как лицемерие и кривляние.

Западноевропейские коды вежливого поведения, привнесенные в общество Петром Великим, являлись новшеством, и он личным примером пытался их вводить в жизнь: «та область, которая обычно отводится бессознательному, „естественному“ поведению, сделалась сферой обучения»[391]. Сам Петр I шокировал современников несоблюдением придворного этикета, простецким стилем поведения, нетипичным для российского царя. Он время от времени запросто общался с простыми людьми, мог вдруг нагрянуть к кому-нибудь из подданных в гости, открыто водил дружбу с «пирожником» Меншиковым и сыном холопа Шафировым, взял в жены пленную немку, то есть нарушал основы чиновной иерархии самым грубым образом. Истоки его поведения, видимо, восходили к юношескому общению в Немецкой слободе, где манеры отличались от московских, и они нравились царевичу. Решение изменить этикетное поведение придворных и ввести так называемый «политес» он принял после впечатлений от посещения Франции в 1717 году. Петр пытался смоделировать схожее с принятым в парижских салонах (как назовут их позже)[392] «дружеское» общение, вводя ассамблеи. По мнению Сюзанны Неккер, известной держательницы салонов, вежливость (политес) нужна для организации в общество людей, которые не схожи между собой и обладают разной властью по отношению друг к другу. Политес устанавливает баланс сил между слабым и сильным, женщинами и мужчинами, взрослыми и детьми[393]. То есть здесь предполагалось совместное (ensemble) времяпрепровождение людей разных чинов и национальностей, без оглядок на иерархию. Но именно на иерархии социального положения строилось все московское социальное общение, оно же определяло коды вежливости. Поэтому участникам петровских ассамблей веселиться на них было нелегко. Позднее ассамблеи уступили место куртагам, на которых собиралось только высшее общество[394].

Вместе с ассамблеями появилось и заимствованное понятие «политес», которому следовало обучаться. Само слово «политес» (politeness, politesse) в европейских языках восходит к латинскому «politus» – причастию прошедшего времени, означающему «отполированный». Таким же образом «politus» употреблялось и в русском переводе: прожектер А. А. Курбатов писал, что Петр славен «во многом добром переполеровании всероссийского народа»[395]. «Переполерование» действительно началось через новые тенденции в воспитании юношества: из «неотесанных» людей делали «отполированных». Так в «Юности честном зерцале» говорилось – «Отрок должен быть весьма учтив и вежлив как в словах, так и в делах». «Зерцало» так разъясняло «политес», которым должен овладеть юноша, чтобы быть принятым при дворе: «Младый шляхтич… ежели в экзерциции своей совершен, а наипаче в языках, в конной езде, танцовании, в шпажной битве, и может доброй разговор учинить, к тому ж красноглаголив и в книгах научен, оный может с такими досуги (достижения. – О. К.), (быть) прямым придворным человеком»[396] (курсив мой. — О. К.).

Обучение «политесу» стало первым шагом формирования в России светской педагогики. В дальнейшем речь шла уже не только о придворном этикете, а о цивилизованном поведении в любом общественном месте – о, как тогда говорили, «людскости» (то есть civilité). Воспитание при Петре стало синонимом обучению новым манерам поведения в обществе. Учившийся в Казанской гимназии Г. Р. Державин вспоминал, что обучение в ней «сделало питомцев хотя в науках неискусными, однако же доставило людскость и некоторую розвязь в общении»[397]. Это и было главной задачей светского обучения.