Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени

Начиная с петровских времен устанавливалось столкновение и сосуществование разных кодов вежливости: западных и традиционных отечественных. Это хорошо демонстрирует вышеупомянутое «Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов», вышедшее из печати в 1717 году. Оно являлось компиляцией каких-то иностранных учебных книг с российскими азбуками. «Зерцало» было составлено из‐за нетерпеливости Петра в спешке, вероятно, Яковом Брюсом[398]. В феврале он писал Петру: «Изволили ваше царское величество приказывать мне, чтобы по азбуке приискать пристойное что, по чему б малые дети возмогли обучитися, и я таковых нашел две книжки, из которых перевел одну у себя и присовокупил к азбуке, каковы здесь продаются. И напечатав, посылаю к Вашему величеству оных три, и ежели что в ней не понравится вашему величеству, то соизвольте отметить, и оное возможно переменить. А другая прилична к возрастным, которая по прошению моему у его светлости кн. Меншикова переведена, токмо еще не напечатана»[399]. Таким образом, под одной обложкой оказались соединены разные по своему смыслу правила, имели место множественные повторы и нелогичные связки. Понять через них принципы западной вежливости было невозможно. В «Зерцале» много места отведено правилам речевой коммуникации, но они далеко уступают «Гражданству обычаев детских» в их логичности и простоте. Очень важный традиционный аспект – правильно говорить с благодетелем: «Нужду свою благообразно в приятных и учтивых словах предлагать, подобно якобы им с каким иностранным высоким лицом говорить случилось, дабы они в том тако и обвыкли»[400]. Один из советов направлен против привычного для русского этикета самоуничижения: «Никто себя сам много не хвали и не уничижай (не стыди) и ни срамоти»[401]. Но далее самоуничижение все же оказывается необходимым: «Оныя, которыя в иностранных землях не бывали… имеют перед всяким себя унижать и смирять, желая от всякого научиться…»[402]. Таким образом, иностранец или человек, владеющий западноевропейским этикетом, становился фигурой наибольшего почитания и уважения. Другой совет тоже шел вразрез с привычными представлениями о родовой чести: «Роду своего и прозвания без нужды не возвышай…»[403]. (О том, что с этим советом не соглашались и в екатерининское время, свидетельствует ответ княгини Вертушкиной из пьесы Д. И. Фонвизина на вопрос: «какую разницу находите Вы между дворянскою и княжескою породою?». Совершенно в традиции русских местнических представлений княгиня отвечает: «Я нахожу, сударь, ту разницу, что князь более дворянина рачить (заботиться, бдить. – О. К.) должен, чтобы ему никто не манкировал (пренебрегал. – О. К.)»[404]. «Никакое неполезное слово, или непотребная речь да не изыдет из уст твоих», «Когда кто с тобою говорить станет, то встань и слушай прилежно, что он тебе скажет, дабы ты мог, одумався, ответ дать»; «Когда тебя о чем спросят, то надлежит тебе отозватца, и дать ответ как пристойно, а не маши рукою и не кивай головою»[405] – все эти советы относились в первую очередь к бытовым разговорным ситуациям, а не к галантной беседе. При этом утверждалось, что «придворный человек» должен уметь хорошо говорить («доброй разговор учинить», быть «красноглаголив»[406]). Главная ценность в умении говорить оказывалась в том, что овладевший им «отрок» сам «о своем деле» может поведать важным лицам «с великим почтением», а не полагаться на чью-то помощь[407]. «Приятность» для окружающих во время беседы осуществлялась, по «Зерцалу», не вербально, а, как и у Посошкова, чисто физически (не следовало в процессе разговора плеваться, сморкаться и т. д.).

За публикацией «Зерцала» последовала вереница произведений о правилах вежливого обхождения, в том числе вербального, о нормах придворного этикета и поведения в обществе, многие из которых предполагали детскую и юношескую аудиторию. К началу правления Екатерины Великой вышли в свет следующие книги[408]: