Читаем Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени полностью

Также убо! Брежитися подобает, дабы не ученния дури бывают: женам нест [не ест – в черновике] так крепкы, а любопытней дух, нежели мужем. Такожде не нуждно есть их обучати вещами, от них же головы [главы – в черновике] им болят. Им недостойно есть, государство управляти, ни войну держати, ниже в чинах божественых и церковных делах утрудитися. Такожде не употребляют пространная веждества мудрость овладети, и воинствовати, правдословия, православния и мирскаго [любо – в черновике] мудрия. Множайшая рукоделия им неподобателна суть [суть – в черновике]. Созданы суть жены точию во мерная обучения. Плоть и дух им не так крепие [крепкие – в черновике], нежели мужем. Природа же вместо сего им тщание, красоту и домостоителство вручила, да б в храминах своих покойно упражднилися.

А что последователно есть и природныя слабости жен? То слабнеи суть, то [л. 2] наипаче им нуждно и требо есть укрепитися. Не много ли им должности есть? Таковую [убо – в черновике] должность исполнити имут, яже основание есть всего человеческаго жития? Оны ли не суть? Яже домов испортят или содержат? Оны все домовство управляют, и последователно совершают, еже всему человеческому роду ближайше надлежит? Темже у ных началная вина есть добрых и злых нравов всего мира. Разумная и богобоязная жена есть душа всего великаго храма или дому, она уставляет в нем чини во телесных и духовных благих. Сами мужие в высочайших чинах и достоинствах сидящии, свопственными помышлении ни едино благо в носити могут, аще не жены им соделывают.

Мир не есть мечтание, но есть собрание всех родов: и кто [ево – в черновике] может усердным тщанием их управляти, нежели жены, котория сверх природнаго и мужества и попечения в домах своих, сие преизящество имеют, что сохранителницы, прозорливи [прозорливия – в черновике], тщаливи [тщаливия – в черновике] и во увещание рождены суть[497].

[л. 6 об.] Глава В

Кое безчиние происходит из обычнаго воспитания

Невежество дочери ноея есть причина, что она не радеет и не ведает, что не возбраненно делати подобает. Как возрасла, не умеет подлинно что не буд промышляти, намериятися ичи учинити что. У нея несть ни вкус, ни велечаяние делателных вещей: все, что прилежно делати подобает, печалное чается. Все во еже совершенное ищется внимание, ей неудобно бывает: приклонение к похотам, еже в юности свирепеет, такожде и приклад иных возраста ея в суетных вещах упраздняющихся, творит, яко да о вчинении работливия жизны боится. В первых летах лишается искуства и достоинства в дому родителей своих что не буд делуправити. Еще не разумеет прилежание, естли пристоино, таково радети, аще не матерь на том ею научила. Аще она есть от нарочитаго чина, праздна будет от работы руковалныя, ни что зделает весь день, точию в час, понеже обыкают [незнающия по что] сказывати, яко не лепо есть женам, ничто работати: сие же часто бывает и делается праздностию без всякого набыкновения и должною работ.

А что ей в сицевом житии делати? Присутство матери, которая ею сторожит, бранит, чает, ею дело добре воспитати, егда ей ничто попущает, которая паки примирятся с нею, и творит, даб злоумие свое чювствует, есть ей бременем и тягостию, и отдержит ею: при себе имеет женки, ласкателницы, которыя бесчестным [л. 7] и вредным угождением ей ласкающия все дурачество ея добро говорят, и всим ею покормят, яже ею от добраго отдежати может. Богобоязность видится им печална и правилом быти на всех похотейям противным. Что убо таковая зачинает? Ничто добра, ниже полезна. Но наипаче, сия праздность напоследок ей неутрачимим будет обыкновением.

Между сими есть великое и порожное судно, о котором несть надежда, чтоб полезными вещами исполнилося, и сего ради суетная в место их влезати имут. В сей праздности дева предается ленивству, и сие яко недуг есть душе, так и неисчерпаемы источник есть нерадения и долговременнаго досуга. Набыкается, третую часть болше спати, нежели к содержанию совершеннаго здравия ищется. Сей продолженной сон ничесому не служит, толко ею мягкую, лакомую творит и бунтующей плоти поработает: супротиво же мерны, и с благочиненным обучением соединенным сон укрепляет и утвердит человека, тоже и безсомненно тело творит совершенно, дабы теперь не глем о ползе, которую дух от того имеет. Сия праздность, аще с невеждою сопружена, раждает вредное чювство, времени прогуление и сладострастная играния, но на еще же сотворит безчинное и несытимое любопытие. Обучении и прилежанными вещами упраждняющиися люд человецы имеют толко безмерное пожелание. Что знают, то учинит им презирание многих вещей, которых неведают. Остроумным им взгляд есть [л. 7 об.] в вещей, которых нижний дуси ничто неведающии [безделним – вынесено на поля] и ничто делающии, прилежно учятся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги