Читаем Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени полностью

Таким образом, центром всей автобиографической конструкции является идея служения, стремление к чести и славе и зависимость от монарха как единственного источника признания. История утраты царского расположения – главная здесь, именно это повергает героя в отчаяние, которое оформляется при помощи религиозной топики и становится стимулом для рассказа о своей жизни. Публичная и приватная жизнь (Куракин использует эти понятия: «публичная житность» и «приватная бытность») соединяются в этой точке как центре всей нарративной конструкции, где все остальные подробности, которыми наполнена «Vita», выглядят как эффект погодной записи, только препятствующей развитию сюжета. «Записки» Ивана Ивановича Неплюева в полной мере демонстрируют кризис этой формы и поиск нового языка, который мог бы выразить усложнившееся самопонимание человека, живущего отныне не только видимой всем публичной жизнью, но и частной, глубоко спрятанной от других, в приватности, не известной первой половине XVIII века.

И. И. Неплюев работал над записками уже в конце своей долгой жизни, компилируя и объединяя то, что было им написано раньше. Поэтому основная позиция рассказчика – ретроспективная: жизнь прожита, и можно говорить о ней в целом. Одной из особенностей «Записок» является то, что официальная репутация Неплюева – государственного деятеля, сдававшего экзамен Петру I, начавшего службу в чине поручика морского галерного флота, ставшего впоследствии киевским губернатором, резидентом России в Константинополе, основателем Оренбурга, а в конце службы, с 1760 года, сенатором и конференц-министром, – вступает в сложное отношение с его самопредставлением. Показательна эпитафия, написанная им самим: «Здесь лежит тело действительнаго тайнаго советника, сенатора и обоих Российских орденов кавалера Ивана Неплюева. Зрите! Вся та тщетная слава, могущество и богатство исчезают, и все то покрывает камень, тело ж истлевает и в прах обращается. Умер в селе Поддубье, 80 лет и 6 дней, ноября 11‐го дня 1773 году» (Неплюев 1893: 193)[586]. Этот пессимистический взгляд на посмертное существование связан с таким восприятием человеческой жизни, где одержимость заслугами и посмертной памятью мыслится во всей ее неоднозначности. Здесь, вероятно, и находится главная точка расхождения в понимании целей человеческого существования частного человека и общих устремлений просветительской эпохи (о «десакрализованном бессмертии» и праве сохранения «имени и деяний человека на века» в екатерининскую эпоху см.: Гриффитс 2013: 44–52).

«Записки» Неплюева составляют тексты, которые относятся к разным жанрам: это и поденный журнал, куда включена служебная переписка, рескрипты Екатерины, записки о службе в Башкирии и основании Оренбурга и, в конце, рассказ об отношениях с сыном, который и по тону, и по драматизму выглядит совершенно неожиданным. Ретроспективный характер этого текста раскрывается в комментариях, сделанных самим Неплюевым, когда он соединял свои разрозненные записи в одно целое. Так, например, в самом начале «Записок» сообщается о рождении в 1712 году сына Адриана, который, как мы узнаем из примечания, «будучи статским советником и резидентом в Константинополе, в 1750 году ноября 8 дня скончался» (С. 2). Схожим образом сообщается о смерти дочери, скончавшейся в 1769 году, то есть за четыре года до смерти самого Неплюева. Перед нами – собственная темпоральность человеческой жизни, которую можно вновь и вновь проходить из конца в конец, дополняя и редактируя прежние записи.

До определенного момента «Записки» Неплюева имеют скорее описательный характер. Стиль первой части «Записок» сухой и лапидарный, это простая фиксация событий, организованная по погодному принципу. Иногда записи становятся более подробными, повествование – более детализированным, появляются интересные моменты. Рассказывается история о том, как во время учебы, в Венеции, 4 марта 1718 года был обнаружен труп российского гардемарина Василья Федоровича Квашнина-Самарина «заколота шпагою» (С. 23). Идет следствие, улики («прилики», как пишет Неплюев) указывают на другого гардемарина – Алексея Афанасьева сына Арбузова. Выясняются подробности (в текст записок включаются документы – «выписка из экстракта по сему делу», донесения о ходе следствия и т. д.), подозрения подтверждаются, убийцу заковывают в железо, а Неплюев пишет письмо матери убитого гардемарина, где сообщает подробности его смерти (С. 34–37). Весь этот эпизод составляет самостоятельный микросюжет, притом что он не имеет никаких последствий и никак не характеризует самого автора. Текст написан по время пребывания Неплюева на учебе за границей и, очевидно, перенесен без изменений в «Записки».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги