Читаем Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени полностью

С точки зрения жанра «Записок», особенно составлявшихся в первой половине XVIII века, где акцент делается скорее на службе и моральных аспектах служения (исполнения должностей), история семейных отношений оказывается на втором плане, и за ними зарезервированы другие виды текста. Ламентации по поводу утраты близких родственников скорее должны относиться к семейным хроникам, поэтому вполне логично, что Неплюев фиксирует свои эмоции главным образом в связи именно со службой и с торжественными (ритуализированными) моментами ее прохождения – это слезы благодарности покровителю (С. 96), страх перед государем и т. д.

Вторая часть записок, создававшаяся Неплюевым в старости, фактически параллельно происходящим событиям, резко меняет свой характер, и начиная с середины 1760‐х годов главным сюжетом становятся отношения отца и сына. Они разворачиваются на фоне трений, возникших у Неплюева с великим князем Петром Федоровичем, и причиной их стала «честная служба» героя: «По причине бытности моей в Сенате был я почасту уведомляем о желаниях великого князя Петра Федоровича, а как все те начало свое брали от людей, жаждущих только своей корысти, с повреждением общей пользы и учрежденного законом порядка, то я тем, присылаемым от него, многократно давал по совести ответы, с желанием несогласные, и через сына моего, к коему он являлся милостив, почасту представлял, по чему то исполнить вредно» (С. 166–167). После воцарения Петра Федоровича Неплюев впал в немилость, а его сын, Николай Иванович, «после всех от него прежних обещаний, остался не токмо без награждения, но и в презрении» (С. 167). В отставке Неплюеву было отказано, и он записал: «в неведении и мучении, чем определится жребий мой и сына моего кончится; бывал я ежедневно у моея должности, но немым, ибо никто уже и мнения моего не требовал» (С. 167).

В этом небольшом фрагменте мы видим пример «добродетельного поведения», связанного с идеализированным представлением об «исполнении должностей» (апелляция к общей пользе здесь не случайна), которому противостоят «недобродетельные» придворные. У Неплюева этот сюжет, так же как и многие другие, не получает дальнейшего развития, и этим его «Записки» отличаются, например, от записок Г. Р. Державина и Я. П. Шаховского, центральный сюжет которых состоит как раз в том, что их герои, подвергая себя опасности и рискуя карьерой, стремятся восстановить попранную справедливость. Ссора, конфликт, противостояние оказываются одним из необходимых условий честного исполнения службы[587], но в «Записках» Неплюева речь идет скорее о тяжело переживаемом (Неплюев говорит о «мучительном состоянии») отстранении от дел уже немолодого чиновника, status quo которого восстанавливается лишь благодаря восшествию на престол Екатерины II.

Ключевым моментом второй части становится 20 июля 1764 года, когда глубокой ночью к Неплюеву, управлявшему в отсутствие Екатерины столичными войсками, прибывает нарочный с сообщением о смерти «несчастно рожденного принца Иоанна» в Шлиссельбургской крепости – речь идет о смерти Иоанна Антоновича, убитого при попытке его освобождения подпоручиком Я. В. Мировичем (С. 170). Особую значимость этого события для своей жизни отмечает и сам Неплюев: «С самой той минуты, как я Савиным разбужен был, находился я в превеликом беспокойствии… От сего времени почувствовал я вдруг ослабление глаз, так что я и в очках уже худо стал видеть и чрез короткое потом время лишился совершенно зрения, о чем ниже будет писано» (С. 171).

С 1764 года из «Записок» уходят упоминания о службе: ее «подробно описывать не настоит моего намерения, ибо я только веду историю о всем том, что ко мне единственно принадлежит», – поясняет он (С. 170). Перед нами слепнущий старик, вынужденный выйти в отставку, несмотря на желание продолжать служить «до конца», все переживания которого связаны с сыном, чьи служебные занятия препятствуют их встречам. Болезни берут свое: «Того ж 1765 года в исходе июля месяца сделался мне столь тяжкий болезненный припадок, что я с великою нуждою и едва мог начальные литеры имени и фамилии моей написать к моему сыну, а уже и не надеялся, хотя только того и желал на свете, чтобы его увидеть и с ним проститься» (С. 177). Стремление последний раз повидаться с сыном определяет все настроение финальной части «Записок».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги