Укрощение тигра в Париже

Я последовал его совету, стал пить шампанское и размышлять о том, а почему я всем рассказываю об этом вовсе не выдающемся событии? Большое дело, толкнули Лимонова… Ну толкнули, ну парень оказался наглецом, ну и что? Может, он из Израиля, сабр, они там все наглые. Даже то, что он ответил мне на корявом английском, скорее свидетельство того, что он израильтянин, они все там в той или иной степени говорят по-английски. И даже если это был Наташкин любовник, то и в этом случае ничего необыкновенного в происшествии отыскать невозможно. Недавно по рю Сент-Антуан шел по направлению к Лионскому вокзалу тип с винчестером и спокойненько отстреливал прохожих. А тут всего лишь врезали локтем в ребра… Однако, наблюдая за прикрывшим глаза Тьерри, напрягшись, я преодолел все же свою собственную безопасность, мое внутреннее КГБ, и вытащил из себя истинную причину тревоги по поводу удара локтем и слетевших с носа очков. Сорок лет-то мне исполнилось впервые. Опыта этого возраста у меня нет. Вот я и боюсь, что мне врезали в ребра по причине моих сорока лет. Даже как гипотеза это умозаключение показалось мне неаппетитным.

— Выпьем подарочного бурбона? — предложил я Тьерри.

— Пей, Эдвард. И ешь кейк. Я, правда, очень пьян.

Спортивный журналист пьет мало, и его «очень пьян» выражается в том, что Тьерри улыбается больше обычного и вместо того, чтобы безостановочно прыгать по ливинг-рум, он перемежает прыганье сидением в кресле. Я открыл «Олд Дэдли» и налил в стакан слой желтого напитка толщиной в пару пальцев. Принес из китченетт две тарелки, нож и чайные ложки. Отрезал от толстой багетины кейка два куска и водрузил все это великолепие на журнальный стол. Остов кованого железа несет на себе зеркало, грубо расписанное цветами. Стол, как и вся остальная мебель (пять шкафов в том числе), принадлежит моей квартирной хозяйке мадам Юпп. Я подозреваю, что в свое время мебель служила ее бабушке. В квартире царит уют первых годов двадцатого века.

Тьерри взял тарелку с кейком, но, сжевав содержимое одной лишь ложки, поставил тарелку на стол.

— Который час, Эдвард?

— Без десяти три.

— Я пойду. Скоро уже Наташа вернется из кабаре.

— Сомневаюсь в том, что она явится так рано в Кристмас-ночь… — Я вздохнул.

— Пьет?

— Пьет. Да еще как! Все чаще. Каждые несколько дней. Достаточно любой мелочи, моего неосторожного критического замечания в ее адрес, ее плохого настроения, и девушка является спотыкаясь…

— Ты думаешь, она алкоголик, Эдвард?

— Ох… Раньше я думал, что да, теперь не уверен. Может быть, это тяжелый, запущенный случай психопатии, всякий раз обостряющийся при принятии алкоголя. Не знаю… я не доктор. Почему я выбираю себе таких сложных женщин, Тьерри? Мог бы, к примеру, остаться с немецкой художницей Ренат. Она была ровная, спокойная, дружелюбная…

— Тебе не нужна спокойная, — улыбается Тьерри. — Тебе нужна дикая Наташа.

— Ну и женщины у меня были, Тьерри… Все неудобные. — Я забегал по комнате, подражая ему, моему другу. — Анна была сумасшедшая, получала пенсию с восемнадцатилетнего возраста… Елена (Тьерри видел приезжавшую в Париж Елену несколько раз) была секс-крейзи… Наташка — алкоголичка..

Я не сказал Тьерри, что Наташка также подает надежды в ближайшем будущем превратиться в секс-крейзи, но про себя подумал.

— Бедный Эдвард! — высмеял меня Тьерри. — Насколько я понимаю, ты получал и получаешь от своих женщин и удовольствие, иначе зачем бы ты с ними жил.

— Я не мазохист, — счел нужным заявить я. — Я люблю трудных женщин потому, что они дают мне самое полное ощущение жизни, какое только возможно. Женщина-рабыня, повинующаяся каждому слову мужчины, — не мой тип. Для удовольствия мне нужна борьба.

— Тогда не жалуйся, — резонно заметил Тьерри.

— Наташа могла бы быть полегче. Могла бы и не пить или пить меньше. И без алкоголя у нее достаточно крутой характер. Теперь она еще стала собирать чемоданы при каждой ссоре. Другая новая форма протеста — она ночует у Нинки. Часто даже не предупреждает меня, прямо из кабаре едет к Нинке. Я не знаю, что они там делают…

— А Нина сейчас дома? — Тьерри оживляется, и заметно.

Я познакомил его с тощей блондинкой Ниной — разведенной русской женой честного француза Жака, и Тьерри, кажется, несколько раз переспал с ней.

— Не знаю. 99 шансов из ста, что ее нет дома в Кристмас-ночь. Позвони ей, если хочешь.

Тьерри пошел к телефону. За окнами раздался душераздирающий визг тормозов внезапно остановившегося автомобиля, затем восторженные крики: «О ревуар, Наташа! О ревуар!», вырвавшиеся сразу из нескольких глоток.

Это приехала моя баба. Моя девушка. Мое стихийное бедствие. Мое явление природы. Перекрестись, Лимонов, дай бог, чтоб она была не очень пьяной, не то произойдет скандал.

Высадка тигра в Париже

Скандалы начали происходить с первого дня ее прибытия в Париж.