Укротить сердце

Я провожу рукой по своей бороде, ошеломленный.

― Стид. Это слишком.

― Нет. ― Он выпрямляется, его серые глаза устремляются к Фэллон. ― Признаю, это было не по доброте душевной. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

― О чем ты?

― Я хочу, чтобы ты защитил моих дочерей.

Снова тишина. Дэвис садится ровнее.

― Считайте меня старомодным, но мои дочери ― это мое все. Меня не будет рядом вечно. И когда меня не станет, я хочу, чтобы ты позаботился о них.

Дэвис резко выдыхает.

― Тебе не нужно просить об этом. Мы защитим Дакоту и Фэллон, несмотря ни на что. Но не сочти за неуважение, я не уверен, что твоим дочерям нужна наша помощь. ― Он оглядывается через плечо на Фэллон, которая сейчас воет в небо.

― Фэллон нельзя приручить, ― говорит Стид с гордостью в глазах. ― Наверное, это моя вина. Эта девчонка дикая, как ветер. С тех пор как ее мать… ― Стид замолкает, его рука сжимается в кулак. Он делает паузу, прочищает горло и говорит: ― А Дакота… ну… она для всех нас загадка.

Дэвис вздрагивает.

Где-то за хребтом койот присоединяется к Фэллон.

Стид поднимает руку, пресекая дальнейшее обсуждение.

― Вы все для меня как сыновья. Я доверяю вам. Землю. Моих дочерей.

― Мы будем рады помочь, сэр. Сделаем все, что понадобится. ― Дэвис опускает взгляд, он так сильно сжимает банку из-под пива, что костяшки его пальцев белеют. В его выражении лица, в его тоне, есть что-то мягкое. Трудно разобрать.

Стид роется в карманах. Он достает леденец и отправляет его в рот.

― Мне нравится быть живым, парень. Теперь я знаю, что сделал что-то хорошее за то время, что у меня осталось.

У меня перехватывает горло.

― У тебя еще много времени.

― Время ― это единственное, что нам не гарантировано. ― Голос Стида ровный. ― Мы должны использовать отведенное нам время с пользой. Мы должны дорожить каждой секундой. Ты не можешь упустить свою жизнь, сомневаясь в каждом шаге.

Я замираю от его слов.

Стид смотрит на хребет, жестом указывая на разворачивающийся вид.

― Вот, что важно. ― Мы с Дэвисом поворачиваемся туда, куда устремлен его взгляд.

Вдалеке слышен плеск и грохот Плачущего водопада. Пики и обрывы Луговой горы. Темнота, сгущающаяся над деревьями.

Он прав.

Земля. Семья. Девушка передо мной, танцующая в свете костра.

Я буду чертовым дураком, если не сделаю ее своей навсегда.

― Черт. ― Я разжимаю руки. Выдыхаю. Как будто с плеч свалился груз. ― Спасибо, Стид.

Стид встает и, не оглядываясь, вытягивает руку в сторону Воскрешения.

― Здесь все зависит от людей, которых ты знаешь, ― отвечает он. ― Ты знаешь меня, и этого достаточно.

Дэвис кивает, но его взгляд отрешен, мысли витают где-то далеко.

Я оставляю Дэвиса размышлять над тем, что его гложет, а сам возвращаюсь к остальным. Раздается смех. А вот и Руби, сияющая в свете костра как бриллиант.

Слишком красива, чтобы описать словами.

И она, черт возьми, моя.

Я должен рассказать ей о ранчо, но сначала я должен сделать кое-что еще. Я подхожу и беру ее за руку, оттаскивая от остальных.

― Как дела, ковбой? ― весело спрашивает она, поднимая на меня свои великолепные голубые глаза.

Я прикасаюсь к краю ее ковбойской шляпы. На ее щеках россыпь звездочек.

― Обдумываю кое-что.

Руби встает на носочки и прижимается ко мне губами.

― Что?

― Восход солнца.

Она наклоняет голову.

― Попробуем сегодня?

― Да, черт возьми, попробуем. ― Мои ладони скользят по ее плечам. Ее тело выгибается навстречу моему, биение ее сердца отдается в моей груди. ― Я думаю о нас с тобой и о том, что будет дальше.

Она игриво шевелит бровями.

― И что же?

― Думаю о том, что я хочу на тебе жениться.

Она задыхается. Ее глаза расширяются, и у нее вырывается прерывистый вздох.

― О, Чарли.

― Скоро, подсолнух, ― предупреждаю я, обнимая ее лицо ладонями. ― Я надену кольцо на твой палец и буду молить, чтобы ты взяла мою фамилию. Потому что я принадлежу тебе. На всю оставшуюся жизнь, Руби, я ― твой.

Дни, когда я задавался вопросом, чего я хочу, когда я жил как тень человека, прошли.

Я построю будущее с Руби. Семью. Сад. Она будет спать в моей постели. Нашу жизнь наполнят кресла-качалки, виски, цветы и солнце.

До конца проклятых времен.

― Ты станешь моей женой, Руби? Я буду крепко любить тебя, подсолнух. Я сделаю тебя счастливой.

Она плачет, уткнувшись мне в грудь. Слезы текут по ее щекам, пропитывая переднюю часть моей рубашки.

― Тише, малышка. Не плачь. ― Я целую ее макушку, вдыхая ее клубничный аромат. Затем, приподняв ее лицо, я смахиваю слезы большим пальцем. ― Счастливые или грустные слезы?

― Счастливые. ― Она улыбается так ярко, что мои губы сами растягиваются в ответной улыбке. ― Это, без сомнения, самый лучший подсолнечный день.

― Подсолнечных дней тебе хватит на всю оставшуюся жизнь, ― клянусь я. ― Я подарю тебе их все, малышка.

― Я согласна, ― всхлипывает она, и моя грудь расслабляется от облегчения. ― Мое сердце бьется для тебя, ковбой.

Я наклоняюсь и целую ее. И последняя темная часть меня, скрытая в тени, наконец-то выходит на солнце.

Глава 42

Руби

Взмокшая, словно после ночного кошмара, я подскакиваю в постели, хватая ртом воздух. Яркий золотой свет вспыхивает над горизонтом.

Восход.