Укротители молний

А н д р е й (рассеянно, не глядя на милиционера). Где я проживаю?.. Я проживаю в доме, который стоит вон за тем домом. (Показывает.) Но я не знаю, буду ли я там теперь проживать.

М и л и ц и о н е р. Отправляйтесь сейчас же домой, или я вас доставлю в вытрезвитель!

А н д р е й. В вытрезвитель? (Удивленно.) Вы говорите, в вытрезвитель?! А это же здорово! Чертовски здорово!.. Куда угодно, хоть… хоть на каторгу!..

М и л и ц и о н е р. Пройдемте, гражданин.

А н д р е й. Но я приду еще!.. Я приду к тебе, мой дом. Ты слышишь — я приду!..

Затемнение.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Комната Рокотовых. Е л е н а  М и х а й л о в н а  одета строго. Гладит мужскую рубашку. О с т а ш е в с к и й, полулежа на диване, читает газету, курит. Он в военной форме.

Е л е н а  М и х а й л о в н а (взволнованно). Не знаю, что и думать. Заходила в цех — сказали, что уже третий день не является на работу. Обзвонила все отделения милиции — тоже нет. Ездила к Клавдии Федоровне — и та ничего не знает о нем.

О с т а ш е в с к и й. Кто такая Клавдия Федоровна?

Е л е н а  М и х а й л о в н а. Тетка, сестра его отца. (Сдерживая слезы.) Даже в морг звонила…

О с т а ш е в с к и й. Безобразие!.. Прекрасно знает, что мать ждет, волнуется, и пропадает!.. Жестоко!..

Е л е н а  М и х а й л о в н а. Перестань, Вячеслав!.. Ты не знаешь Андрея!.. Ты не знаешь, кем я была в его глазах!.. И вдруг!..

Заслышав шаги в коридоре, Елена Михайловна хочет открыть дверь, но Осташевский ее удерживает.

Это он!.. Его шаги… (окаменела в ожидании.)

Стук в дверь.

Войдите!

Дверь медленно открывается, на пороге останавливается  О л ь г а.

Заходи, Олечка.

О л ь г а. Здравствуйте. (Нерешительно проходит в комнату.)

О с т а ш е в с к и й (вставая с дивана). О! Здравствуйте, здравствуйте, Олечка! Какими судьбами?

О л ь г а. Елена Михайловна… я к вам по важному делу. Вы понимаете… С Андреем что-то неладное творится. Такого с ним никогда не было. В цехе не знают, что и думать. Вызывали его к начальнику — не явился… Обеспокоены все: товарищи, мастер, начальник цеха… А вчера наговорил мне такое, что даже стыдно передать.

Е л е н а  М и х а й л о в н а (строго). Где ты его видела?

О л ь г а. На улице.

О с т а ш е в с к и й. Как же вы, Олечка, его не удержали? Не уговорили вернуться?..

О л ь г а. Не смогла, Вячеслав Александрович. Я пришла к вам, Елена Михайловна… вы мать, вы должны… (Пауза.)

В комнату входит  А н д р е й. Он грязный, растрепанный, осунувшийся.

А н д р е й (с усилием). Можно? О!.. Я вижу, у нас гости.

О л ь г а (делает движение навстречу Андрею). Андрей!..

О с т а ш е в с к и й. Наконец-то!

А н д р е й. Простите, если помешал!

Е л е н а  М и х а й л о в н а. Андрей!..

А н д р е й. Я не Андрей теперь, мама! Я стал номерным человеком. (Горько улыбается.) Смешно?.. Непонятно?.. Объяснить?..

Е л е н а  М и х а й л о в н а. Хоть мать бы пожалел.

А н д р е й (Ольге). Оля, прошу тебя, выйди. Мне нужно поговорить по семейным делам.

О л ь г а (идет к двери). Буду ждать тебя во дворе. (Уходит.)

А н д р е й. Да, мама, я теперь уже не Андрей. Вчера утром проснулся… в вытрезвителе. Представь себе — твой примерный сын вдруг почему-то напился… И попал в вытрезвитель. А утром он встал голеньким, в чем мать родила. На ноге у него клеенчатая бирка. А на бирке химическими чернилами написано: номер восемьдесят три. (Горько улыбается.) Человек номер восемьдесят три! Проснулся в вытрезвителе рядом с алкоголиками и прощелыгами.

Е л е н а  М и х а й л о в н а. Что ты говоришь!.. Одумайся… Ты ли это, Андрей! Как тебе не стыдно!..

О с т а ш е в с к и й. Нехорошо, нехорошо! И это сын Николая Рокотова. Не ожидал.

А н д р е й. Вячеслав Александрович! Я хочу с вами поговорить один на один. Можно?

Елена Михайловна, поколебавшись, молча выходит.

Пауза.

О с т а ш е в с к и й. Ты что-то хотел сказать мне?

А н д р е й. Вячеслав Александрович!.. Вы знаете сами… и я не буду говорить, что значит для меня мама. Прошу вас только об одном: не обижайте ее. Я ухожу из дома, буду жить у тетки. Я не буду вам мешать. Вы только не обижайте маму.

О с т а ш е в с к и й. Ты сегодня пьян. А с пьяными разговаривать — это не уважать себя.