Наконец, кончик хвоста вместе с жалом повис на лоскуте хитина. Кана поглядел на сотворенное зубами и оторвал жало от хвоста.
Из тела Дэна Касовича хлынул фонтан зеленой жидкости. Человек-скорпион взревел от боли.
Из-за госпиталя вынырнула исполинская саранча, ринулась к месту схватки. Кана спрыгнул с Дэна, побежал навстречу, встретил гостью. Скользнул под брюхо, избежав огромных челюстей, и всадил оторванное жало саранче в живот. Еще и сжал напоследок, норовя впрыснуть в саранчу побольше яда.
Громадное насекомое замерло, подогнув лапы и опустив усы.
Кана развернулся к Дэну Касовичу. Улыбнулся. Без жала скорпион казался безобидным.
Маханов зарычал.
Противники снова бросились друг на друга.
Кана прыгнул было к горлу врага, но тот сбил парня клешней и снова сжал в смертельной хватке. Кана впился в изуродованную желудочным соком клешню. Почувствовал, как она затрещала под его напором. Сжал хелицеры сильнее и правая клешня Дэна Касовича переломилась, как тростинка.
Кана вырвался из хватки и опять кинулся к врагу. Вцепился в глотку, как бультерьер. С восторгом ощутил, что пасть наполнилась кровью Маханова.
Дэн Касович хрипел и отчаянно пытался оторвать от себя человека-фалангу. Но Кана вгонял хелицеры все глубже в горло противника. В последнем сверхчеловеческом усилии Дэн Касович вывихнул ему одну ногу. А затем задрожал и повалился на площадь.
Кана рычал и грыз шею врага, пока не откусил голову, в своем фирменном стиле. Она чуть покатилась по земле и замерла, зацепившись носом.
Окровавленный парень выпрямился, тяжело дыша. Поднял голову и исторг в темноту тарзаний вой.
А потом заметил в черном проеме окна, на пятом этаже, бледное пятно человеческого лица. Вгляделся и сразу узнал ненавистную очкастую физиономию Климова.
— Это ты, мышковерт четырехглазый! — закричал Кана. — Я иду рвать твою задницу на лоскуты!
Лицо Климова исчезло, будто смыло водой.
Кана, прихрамывая, побежал к госпиталю. Тем более, что шум крыльев саранчи надвигался со всех сторон, и оставаться на месте было небезопасно.
Выломал прочные двери из толстого, с годами еще больше затяжелевшего дерева. Ворвался в просторный вестибюль. Не так давно он ходил здесь с Лукиным, тренировался на свежем воздухе.
Схватил ногу, сам вправил вывих. Закричал на весь госпиталь от боли.
Затем взял вправо, к лестнице. В госпитале полно саранчи, он раздавил нескольких по дороге.
Взбежал по лестнице огромными скачками. Рванул в коридор. Здесь неподалеку вход в кабинет Климова, где он сражался с охраной и безвинно погиб Айдынов. Неужели директор снова спрятался там?
Из тьмы прохода на него прыгнули две саранчи. Кана откусил им головы, одну за другой. Выбил дверь кабинета.
Заглянул, осмотрел. Никого.
Ладно, посмотрим дальше.
Он так и шел по коридору, распахивая или выламывая все двери подряд. И только в самом конце обнаружил того, кого искал.
Климов сидел за большущим столом в директорском кожаном кресле. В неизменном медицинском халате, рубашке с галстуком.
— Ну, здравствуй, голубчик, — сказал Артур Николаевич при виде человека-фаланги.
Кана осмотрел кабинет на наличие других людей, например, вооруженных охранников. От Климова всего можно ожидать. Обычное служебное помещение, стол, кресла, диванчик и офисный шкаф. На потолке светит лампа. Вроде все спокойно.
Подошел, сел напротив в кресло для посетителей. Надо разговорить директора института. Кто еще, как не он, знает, где спрятан биопестицид. Ответил оборотню в халате:
— И тебе не болеть, гений яйцеголовый.
Они недолго помолчали, а затем в темное окно стукнулась хищная морда саранчи. Ее привлекал зажженный свет. Билась о стекло, как мотылек, упала, исчезла из виду. Они поглядели на нее и Климов сказал:
— Мда, натворили мы делов.
— Вы натворили, — уточнил Кана. — Не мы.
Климов почесал кончик толстого носа.
— Голубчик, вы тоже приложили руку, или, вернее, лапы. Начали ворошить преступный улей, разозлили всех шершней. И вот результат.
— Не шершней, а саранчу и скорпиона, — снова уточнил Кана. — А замочил их всех за дело. Они были преступниками.
Климов вздохнул и покачал головой.
— Эх, Канат, вы молоды и самонадеянны. Это как многоголовая гидра. Отрубишь одну голову, тут же вырастает десять других. На место Маханова скоро прибегут другие.
— Ничего, рану можно прижечь, — свирепо возразил Кана. — Испугаются расти.
Климов внимательно поглядел ему в глаза.
— А может, причина не в этом? Может, вы хотели получить моральное обоснование для своей жажды крови? Это очень удобно, убивать преступников без суда и следствия. Сколько раз вы…
— Заткнись, гнида! — перебил его Кана. — Глядите, кто заговорил о морали! Ты хотел навсегда превратить меня в фалангу. Врал мне в лицо, прямо, как сейчас. Спутался с Дэном, помог его превращению в скорпиона, дал средства для ускоренного роста саранчи. И после этого ты сидишь тут спокойно и смотришь на творения своих рук?
Директор института снова нервно почесал нос.