Комиссар снова оглянулся. Сторожей не было. Отобедав, Лавацци и Мальпьеро как-то незаметно исчезли. Скорее всего отправились промочить горло в ближайшее кафе.
Но зачем? Ленч в любом случае обошелся им бесплатно. Что-то было не так, но разгадывать эту загадку Рандаццо не собирался. Есть люди, которые готовы на что угодно, только бы увильнуть от работы. Даже если в этом нет никакого смысла. Наверное, дело в генах. Сбой в ДНК. На таких при рождении можно вещать пять бирку: «Ленивая тварь. Исправлению не подлежит».
Какое тихое, уютное местечко. Почему он не приходил сюда чаше? Район тот же, Кастелло, но какой разительный контраст с обветшалыми рабочими кварталами, прилегающими к виа Гарибальди, где у квестуры было несколько служебных квартир. Да, приятное место: готовят отменно, и туристы сюда не забредают. Классное. Такое обречено на популярность. Еще недавно все столики на террасе были заняты, сейчас же осталась только одна компания. Трое мужчин. Одеты по-деловому — голубые рубашки солнцезащитные очки, зализанные назад волосы. Расположились за тем самым столиком, где только что сидели его сопровождающие. Отсутствие посетителей объяснялось просто — жара. Да и поздновато.
Официант вернулся к прилавку — смахнуть хлебные крошки да вытереть пыль. Рандаццо немного неуверенно встал и поднял бутылку. Легкость, с которой та оторвалась от стола, удивила его. Он присмотрелся — за толстым темным стеклом с изящной желтой наклейкой было пусто.
— Кофе, — пробормотал Рандаццо.
Официант повернулся к нему с недовольной гримасой, не сделав даже шага навстречу клиенту.
— Что?
— Кофе, — повысил голос Рандаццо. — И граппы. Хорошей граппы. Не того дерьма, что ты обычно наливаешь. Я выпью на террасе.
В других обстоятельствах он с самого начала устроился бы там. Смотрел бы на ворота Арсенала. Размышлял бы о краденых львах. Рандаццо хорошо знал его историю. Бывали времена, когда оттуда, из-за скрывавших военную верфь зубчатых стен выходил настоящий флот. Флот достаточно мощный, чтобы держать в покорности все восточное Средиземноморье. Флот, наводивший страх на императоров. Флот, при появлении которого богатые горожане и купцы открывали сундуки с сокровищами, чтобы золотом откупиться от венецианских пиратов.
Пиратство и воровство. У местных это в крови. Не вытравишь, тот, кто это отрицает, глупец или лицемер.
Комиссар проковылял к ближайшему столику, тяжело рухнул на стул, дождался кофе и граппы, глотком осушил стаканчик и добавил в чашку шепотку тростникового сахара.
Трое сидевших неподалеку бизнесменов с интересом наблюдали за ним. Пошли вы к черту, подумал Рандаццо. До него доносились обрывки их разговора. Язык немного напоминал его родной венето.
От хорватов теперь некуда деться. Они везде, куда ни глянь: в развлекательном бизнесе, в подпольной торговле наркотиками, в контрабанде. И отделить законопослушных бизнесменов от преступников с каждым годом становилось все труднее.
Комиссар саркастически усмехнулся:
— Салют!
Самый здоровый из хорватов поднял стакан с пивом.
Рандаццо хотел было добавить парочку выражений покрепче, но передумал.
— Как вас называть? — спросил один. — Отец? Брат? Как?
Комиссар молча посмотрел на них. В его понимании хорваты в большинстве своем были мусором. Подонками. Приспособленцами, перебравшимися в соседнюю страну в расчете на легкую наживу и готовыми облапошить первого встречного. Он выпил еще граппы.
— Наверное, из тех молчунов, — обронил тот, что сидел к нему ближе всех. — Слишком занят общением с Господом.
Его сосед, с физиономией выдры, рассмеялся:
— Я бы сказал, что он слишком занят общением с бутылкой. И тем, что у него на тарелке. Ты за это заплатил, отец? Брат, сестра или дядя? Как там тебя?
Никакого уважения. Ни к кому и ни к чему. Еще одна причина, почему он презирал хорватов.
— Я плачу за все, — ответил Рандаццо, стараясь говорить по возможности твердо. — В том числе и за шваль вроде вас.
Теперь он видел их яснее. Один, здоровяк, постарше, другие помоложе. Комиссар окинул взглядом пустую площадь.
— Лаваши! Мальпьеро! Где вы, черт возьми? Как надо, так вас нет?
— Ну вот еще. Полегче с выражениями, — укоризненно заметил здоровяк.
— Где эти гребаные…
Комиссар не договорил и заглянул в ресторан. Никого. Не было даже наглеца-официанта. Площадь обезлюдела. Пустые окна. Закрытые двери. Только неподвижные тряпки на растянутых между домами бельевых веревках. Никого. Только он, хорваты и старые каменные львы.
Рандаццо потянул носом воздух. Воняло тухлятиной — августовский ветерок приносил запахи со стороны Арсенала, у ворот которого плескалась буро-зеленая вода канала.
Здоровяк поднялся. Стряхнул с брюк крошки. Допил пиво.
— Знаешь, по-моему, хуже ничего и быть не может: служитель церкви, божий человек — и так матерится. Ест, пьет набивает брюхо, а полмира между тем голодает.
Он посмотрел на Рандаццо, потом кивнул в сторону ресторана:
— Там, откуда мы, люди только мечтают, чтобы так есть. Даже священники.
«Я не священник», — хотел возразить комиссар, но тревожная нотка, прозвучавшая в затуманенной вином голове, заставила его промолчать.