Укус ящерицы

Другие двое тоже поднялись.

— Знаешь, что хуже жадного священника? — спросил один.

Рандаццо снова позвал Лавацци и Мальпьеро, обещая задать обоим по первое число, когда они вытащат наконец на свет свои жирные задницы.

— Хуже жадного священника, — продолжал хорват, подходя к нему с выражением скорее разочарования, чем ненависти, — только продажный полицейский. Тот, что берет, а места своего не знает.

— Неблагодарность, — заметил здоровяк, доставая из кармана что-то черное, тяжелое и знакомое, что-то, при виде чего по спине комиссара под провонявшей сутаной пробежал холодок, — есть эквивалент неуважения.

Он остановился перед Рандаццо с пистолетом в руке.

— Вот почему я решил, комиссар, что легко ты не отделаешься.

Туман в голове мгновенно рассеялся, как будто все выпитое вино — все до последней капли — осело где-то в глубине его.

— Я н-н-никому ничего не г-говорил, — заикаясь, пробормотал он. — И никому ничего не скажу. Передайте ему. Скажите, что я…

Они не слушали. Их глаза шарили по площади — убедиться, что посторонних нет.

— Я передам. — Хорват выстрелил в колено. Как раз в тот момент, когда Рандаццо, собрав оставшееся мужество и силы, начал вставать, чтобы попытаться спастись бегством.

Комиссар поднял разбитую ногу — он еще был уверен, что сумеет уйти, — вскрикнул от боли и понял, что падает. Падая, он почувствован, как что-то укололо его в грудь и живот… маленькие злобные стальные дьяволы вонзились в него, крутясь, ломая и разрезая… обжигающие кусочки металла сверлили его плоть… Мостовая вскинулась ему навстречу. Голова ударилась о камень, зубы хрустнули, встретившись с булыжником.

Он поднял глаза, но увидел только каменного льва с оскаленными в ухмылке клыками, как будто украденный зверь радовался, видя, что все идет своим чередом.

Потом стертые черты растаяли, и вместо них появилось лицо здоровяка хорвата. Холодный металлический предмет возник ниоткуда и уткнулся в пульсирующую на правом виске Рандаццо вену.

— Чао, — прошептал хорват.

Глава 17

Моторки Скакки, когда они кружили над островом, у причала не было. И если не считать женщины, появившейся на шум мотора и с беспокойством выискивавшей в небе источник звука, Ник никого больше не увидел. Никого и ничего. Только незаконно построенный домик на задворках участка Пьеро. Ник понимал, что тычет пальцем наугад. Трюк в духе Лео Фальконе. Что ж, может быть, удача, так часто сопутствовавшая инспектору, улыбнется и ему.

Пройдя по берегу, Коста перелез через невысокую шаткую ограду и оказался на краю засаженного кустиками красного перца поля. Слева лежало другое поле, отведенное под артишоки; справа зеленели грядки шпината. На всем лежала печать заботы и внимания: каждый кустик на своем месте, каждый аккуратно подвязан, на листьях ни малейших следов болезней или вредителей. Ник вспомнил, как трудился в огороде его отец — с тем же крестьянским старанием, с тем же неутомимым упорством, изо дня в день, не разгибая спины, — и как это все проявлялось в урожае, в каждом чистом, здоровом, сияющем листке.

Он огляделся — домик стоял неподалеку, примерно в сотне метров. Женщины видно не было. Может быть, ушла в дом? Или, предвидя, что будет дальше, убежала за помощью? На всякий случай Коста вынул служебный пистолет, проверил обойму и вернул его в скрытую под пиджаком плечевую кобуру.

Вид оружия неизменно действовал на него угнетающе.

Ник достал телефон. Ни одного сообщения. Ни слова от Терезы и Джанни. Ничего от Эмили. Он поймал себя на том, что подумал о ней в последнюю очередь.

Отбросив сомнения и постаравшись отделаться от дурных предчувствий, Ник подошел к домику, толкнул дверь — она оказалась не запертой, — переступил порог и тихо окликнул:

— Синьора Конти?

То, что снаружи выглядело как обычная деревенская лачуга — оштукатуренные стены, простая шиферная крыша, одно-единственное окошко с видом на крошечный сад с настурциями и розами, дешевая деревянная дверь, — внутри больше напоминало городскую квартиру. На стенах картины, в углу стереосистема — в динамиках приглушенно звучала классическая музыка, — на полках книги. Из кухни доносился запах пищи. Чистота, порядок, организованность — характеристики городские, а не деревенские.

— Синьора Конти? — повторил он. — Я хочу поговорить с вами. Вам нечего бояться.

Из кухни, вытирая полотенцем руки, вышла женщина. Короткие светло-русые волосы, умное лицо и беспокойный взгляд.

— Кто вы? — спросила она. — И по какому праву вошли сюда: Это вы летали над моим домом?

— Синьора Конти…

— Не называйте меня так! Никакой синьоры Конти здесь нет. Пожалуйста, уходите. Пока я не вызвала полицию.

Ник достал из кармана фотографию. В полицейском архиве нашлась только одна. Старая. Лаура Конти пыталась изменить внешность: покрасила и постригла волосы.

— Посмотрите. Вы — Лаура Конти. Я знаю, почему вы здесь. Знаю, почему прячетесь. Пьеро отлично вас спрятал. И с открытками хитро придумал. Все думали, что вы сбежали, а были здесь совсем рядом с городом, под носом у Хьюго Мэсситера. Да, Пьеро надежный друг.

— Пьеро? Где он? Что вы с ним сделали?