— Ну так мы выполним ваши заветные желания, — выпятив грудь, сказал я. — Мы ведь — великий маг и чародей Эндрю ибн Али Хопкинс…
А потом мы не спеша шли по ночным улицам Лондона, и Сюзи рассказывала мне о Франции, той Франции, которую она знала по детским своим воспоминаниям. И теперь я тоже мечтал попасть туда, где на холме Монмартр ослепительно сверкает под лучами солнца белоснежная церковь Сакре-Кер, и в тени каштанов продают свои шедевры художники, где зеленым островом в асфальтовом море Парижа застыло Марсово поле, где устремилось ввысь своими башенками древнее здание Консьержери, где собор Парижской Богоматери поражает прохожих готической холодностью, где… где… где…
Я уже любил этот город, хотя ни разу не бывал в нем, и у меня даже мелькнула шальная мысль, а не переехать ли нам с Сюзан жить в Париж? Я долго обдумывал эту идею и, когда мы вошли в подъезд, изложил ее Сюзи.
— Хорошо-хорошо, — как-то нервно ответила она, но я решил, что голос у нее срывается от счастья.
А потом мы зашли в квартиру, и я увидел сидящего в кресле Бена Берримора.
Я не сразу узнал шефа британской контрразведки, и лишь когда за моей спиной возникли два здоровяка с топорщившимися из-под пиджаков кобурами, понял, почему лицо этого усатого толстяка показалось мне знакомым.
Дергаться я не стал, справедливо полагая, что смысла в этом нет. Уложат, как тряпичную куклу, на пол да еще наручники нацепят. Успею их еще поносить, куда спешить? Я лишь покосился на Сюзан, присевшую на край тумбочки для телефона и потупившую взгляд. Эх, знать бы, где упадешь, тюфяков натаскал бы!
— Проходите, — сказал Берримор. — Присаживайтесь. Поговорим, обсудим дела ваши, а может быть, и наши. Да не стесняйтесь вы так, словно стриптизерша, в первый раз вышедшая на подиум.
— Хорошо, не буду, — согласился я, усаживаясь на стул.
— Сюзи, сварила б ты нам кофейку, что ли, — попросил Берримор.
— Перебьетесь, — зло ответила Сюзан.
— Ай-ай-ай, — хихикнул Берримор. — Молодая леди злится… Нельзя обижаться на сослуживцев.
— В гробу я видела таких коллег, — пробурчала Сюзи достаточно громко, чтобы мы ее услышали.
Я повернулся к ней и сказал:
— Слушай! Влезла в дерьмо, так не старайся казаться чистенькой.
— Дурак, — прошептала Сюзан, размазывая тушь по щекам. — Ты уехал, а они через неделю вычислили, что это я тебя прятала. Знаешь, как было страшно…
Я покосился на Берримора.
— Запугали, значит, девчонку? Рыцари!
Шеф МИ-5 молча развел руками: дескать, такая у нас работа…
— Ладно, черт с вами. Что от меня-то нужно? — спросил я.
— А как вы думаете?
— Хотите перевербовать? Зря стараетесь. Я уже не служу в ЦРУ.
— Это мы знаем, как и то, что вас ищут по всему миру.
— И что меня хотят убить, тоже знаете?
— Хотели, дорогой мой, хотели.
— Не понял?
— Теперь ваши шефы просто жаждут увидеть вас воочию и побеседовать. Вроде того, как мы с вами это делаем сейчас.
Я с удивлением посмотрел на контрразведчика:
— И что же так кардинально изменило планы ЦРУ?
— А вот это мы и хотим от вас услышать.
— Увы. — Я развел руками. — Вы мне сообщили великолепную новость, если, конечно, вас не дезинформировали, но поверьте, я, так же как и вы, хотел бы знать, что произошло за последние двое суток и что смогло отменить решение о моей ликвидации.
— Хоть какие-то версии?
— Нет.
— Жаль, — сказал Берримор. — Тогда собирайтесь. Поедем в контору.
— Но зачем я вам?
— Как зачем? — удивился моей наивности Берримор. — Нам ведь все интересно знать, может быть, что-нибудь о своей жизни и поведаете.
— Сомневаюсь, — буркнул я. — Мне-то с этого какой навар?
— Кто знает? — туманно отозвался Берримор. — О шлеме своем тоже ничего не хотите рассказать?
— Уже сунули туда нос? — сокрушенно поинтересовался я. — А если бы там была, к примеру, бомба?
— Была, — столь же сокрушенно вздохнул контрразведчик. — Ее-то мы отключили…
— И вся начинка выгорела, — закончил я за него. — Ай-ай-ай! Ну ничего, хороший шлем, вместо мотоциклетного можно использовать.
Берримор долго смотрел на меня, потом расстегнул портфель и достал из него фрезер.
— Что это? — поинтересовался он. Я пожал плечами.
— Игрушка. Купил где-то по случаю, у продавца сдачи не было.
— И как же она действовала? — полюбопытствовал контрразведчик.
— Никак, — пояснил я. — Игрушки вообще-то предназначены для развлечений.
— Трудный вы, Хопкинс, человек, — подвел итог разговору Берримор. — И развлекаться любите. То с мечом, то с лазером, то с этой штуковиной. Ладно, поехали.
Передо мной сидел какой-то юнец и сверлил меня взглядом.
— Спать! — причитал он. — Спать!
«Вот глупые, — подумал я, — дали бы мне коечку хорошую да вырубили свет, и не понадобилось бы никаких гипнотизеров».
— Спать! — нудно твердил паренек, будто других слов и не знал.ч
Берримор сидел в полумраке за спиной гипнотизера и, закинув ногу на ногу, чадил сигарой. Мерзавец он, однако, я ведь тоже курить хочу. До изнеможения.
— Спать!
Да отвяжись ты, молокосос! Меня сам великий Дэвид Копперфилд загипнотизировать не смог. Правда, в зале нас было человек пятьсот. Ну а какая, собственно, разница?
— Спать!