И как собирается пройти последний кордон Грибников?
А очень просто: Артурчика обыскали, и он прошел. Даже «книжечки» половинки «бумажного» пистолета — его не заставили вынуть и показать. Или у Грибникова что-то другое?
Мефодия я отыскиваю совсем недалеко от устья холла, ведущего в зал. Он, вытянув вперед длинные ноги, преспокойно дремлет на стуле.
Хорошо ему… Верил в одного Бога, теперь в другого. Главное сохранить душевный комфорт. И ни в коем случае не связываться со всякими там «вопилками» и «бумажными» пистолетами.
Наш черед обыскиваться наступает быстрее, чем я ожидал, буквально через десять минут. Обыскивают споро и тщательно, и я радуюсь, что избавился от «записных книжек». А падре? Похоже, он их давно выбросил. Не такой это человек, чтобы за чужие грехи свою шею подставлять. Точно, я вспомнил: успокоив бившегося об асфальт лбом парня, падре проходил потом мимо урны и что-то туда бросил. Он и на помощь поспешил раскаявшемуся в преступных помыслах бедолаге только с этой целью: чтобы потом «невзначай» пройти мимо урны. Может, не стоит его увольнять? При умелом руководстве…
Щупай, щупай, ничего не ущупаешь. Этим тоже хорошо: выполняли приказы одного Самого Главного командира, теперь — другого… Этому, другому, служат усерднее. А у падре пытаются отобрать крест. Но Федя так энергично мотает головой, такой мертвой хваткой вцепился в свой крест… Чудак, хоть бы под рясой его спрятал. Хотя нет, вот тогда бы точно отобрали. А так, посоветовавшись с подскочившим майором, пропускают. Что с монаха взять…
За портьерами, закрывающими вход в зал, тоже стоят гвардейцы, лейт и три сержанта, и пристально смотрят на всех входящих.
Благоговение, сильнейшее благоговение…
Создатель — это видно даже отсюда, из дальних рядов — сидит в резном кресле с высокой спинкой, в позе Вольтера, в лучах сразу трех прожекторов. Справа от него стоит артегом и премило всем улыбается. Тот самый, новейшей модели, не на колесиках, а уже с ногами. Пушистый и забавный, как медвежонок. Мне страшно хочется погладить его рукой, но — нельзя. Перед сценой, на которой стоит трон — сплошная шеренга телохранителей. Бравые такие ребята, мимо них комар незамеченным не пролетит. Так и сверлят взглядами всех, проходящих мимо них. И подгоняют, подгоняют…
Слева от Пети, на кресле поскромнее, но зато очень изящном, восседает Элли. Она изумительно хороша в своем длинном серебристом платье, и не сводит с мужа влюбленных глаз. Еще бы… Ни одной женщине в мире не повезло так, как ей. Быть женой самого «создателя»…
А слева от Элли, на обычном мягком кресле, сидит очаровательная молодая девушка. По мере того, как мы подходим ближе, лицо ее кажется мне все более знакомым. На красавице длинное лиловое платье с глубоким вырезом, подчеркивающим красоту юной, но уже вполне оформившейся груди, на голове изящная корона. Ах да, это «мисс Москва», победительница закончившегося три дня назад конкурса. Даже я, старый бабник, с трудом отрываю от нее взгляд. Что уж говорить о Мефодии? А еще монах.
— Анна, их дочь — красивая? — шепотом спрашивает у меня Федя, но на него сразу же оглядываются: падре посмел нарушить благоговейное молчание. Я сбиваюсь с шага. Ну да, конечно, это же Анечка…
— Очень… Очень… — шепчу я одними губами.