Укус технокрысы

— Да нет… У них подход совершенно другой был, можно сказать, противоположный. Перво-наперво они заложили в эти нейрокомпьютеры модель человека. Причем не «строителя коммунизма», а почти настоящего: эгоистичного, ленивого, трусливого. Но и способного к творчеству, а иногда даже и бескорыстного. Учли и то, на чем обожглась перестройка: склонность лидеров к предательству. Плюс мафия, международная и родная, да истощение ресурсов, да утечка мозгов… В общем, в расчете на самое худшее они пытались вычислить путь всеобщей счастливизации.

— Чего, чего? — не разбирает из-за шума мотора Гриша.

— Счаст-ли-ви-за-ци-и, — по слогам повторяет Семенов. — Это у них был самый ходовой термин. Потому что конечной целью предполагалось счастье всех и каждого.

— И как, получилось у них что-нибудь?

— А как же? Видите, даже комиссию прислали, чтобы разобраться с этим «что-нибудь»!

В тусклом свете приборной доски (Семенов садит на почетном месте, рядом с водителем) я вижу, как лицо кадровика искажает гримаса то ли боли, то ли отвращения.

— Поначалу их модель была чересчур детерминированной, не учитывала элементов волюнтаризма и случайности, — продолжает Семенов. — Проверяли ее так: закладывали данные, известные, скажем, с периода застоя, и смотрели, совпадают результаты моделирования на следующее пятилетие с реальными, или нет. Ну, и попадали пальцем в небо. Но потом пришли новые люди, появились новые идеи, что-то они там улучшили, учли явное вмешательство извне, пятую колонну внутри, ну и три дня назад модель, наконец, заработала. А какие получились результаты — вам выяснять, не мне. Мое дело — кадры.

Автобус останавливается, передние двери открываются, и кадровик выскакивает на мороз. Я протаиваю в заиндевевшем окне дырочку. Несколько многоэтажных темных зданий, окруженных довольно изящной металлической оградой, занесенная снегом автостоянка… У закрытых ворот перетаптывается с ноги на ногу толстый охранник, перехваченный белой портупеей и похожий из-за этого на бочку, стянутую обручами. Возле него постукивает сапожками молодая женщина в искусственной шубке. Свидание у них, что ли? На морозце. Рома-а-антика!

Кадровик подходит к охраннику, что-то говорит ему, помогает открыть ворота. Автобус въезжает во двор, приостанавливается, забирая Семенова и, вместе с ним, волну холодного воздуха, и катит, похрустывая льдинками, уже с внутренней стороны чугунной ограды.

— В хозкорпусе для вас освободили кладовку. Разгружайтесь, а потом провожу вас к месту аварии, — говорит Семенов, когда автобус останавливается и распахивает обе пары дверей. Снаряжение спасателей тотчас, словно само по себе, начинает улетучиваться из салона,

— Поможем? — предлагает совестливый Гриша, В этот момент один из ящиков чувствительно задевает его плечо.

— Пардон! — демонстрирует французскую галантность высокий бородач. Артем, кажется? Борода его не меньше Гришиной, но, с учетом роста, смотрится намного элегантнее.

— Ага, — охотно соглашаюсь я. — Выйдем из автобуса, чтобы не мешать, вот и помощь!

Так мы и делаем. Гриша немедленно поднимает воротник шубейки, закрывает нос перчаткой и становится похож на террориста в черной полумаске.

— Знаешь, нам с тобой тоже надо будет на «объект» сходить. Проведем, так сказать, рекогносцировку, — говорю я Грише, Он молча кивает.

Справа, со стороны ворот, кто-то кричит. Мы разом поворачиваемся. Ничего страшного: просто охранник развлекается со своей кралей. Сюжет банален: она убегает, быстро-быстро переставляя длинные ноги в узких сапожках, он — догоняет. По принципу: не догоню, так согреюсь.

Девушка пробегает мимо нас и прыгает в автобус. Спасатель, выносивший в это время из салона какой-то баул, шарахается в сторону и, поскользнувшись, едва не падает.

— Я целый час твердил ей: нельзя! — объясняет почему-то именно нам с Гришей запыхавшийся охранник. — Она уже почти уходила, а тут вы! Так, не поверите, ухитрилась вместе с автобусом за ворота проскользнуть — и бежать!

Я мало что понимаю, но на всякий случай сочувственно развожу руками: ох уж эти бабы!

Охранник тяжело влезает в автобус, о чем-то разговаривает с кадровиком и, судя по негромкому спокойному голосу, командиром спасателей. Выходят они очень скоро, все четверо, и направляются к воротам. Девушка вытирает платочком то ли нос, то ли слезы, то ли то и другое попеременно. Вязаная модная шапочка, поношенная шубка, но глаза… Всего лишь один взгляд брошен на меня, вскользь, да и что можно разглядеть в тусклом свете дальнего фонаря? А. вот поди ж ты, забываешь и о непритязательном наряде незнакомки, и даже о морозе.

— Полиномов! — говорит вдруг девушка, полуобернувшись, и таращит на меня заплаканные глаза. Я оглядываюсь на Гришу. Слышит он то же самое или у меня галлюцинация? Судя по отнятой от носа перчатке и полуоткрытому рту слышит.

— Минутку… — говорю я и делаю два неуверенных шага по направлению к удивленным Бранникову, Семенову, охраннику и, самое главное, очаровательной незнакомке.

— Да Полиномов же! — уверяет она сама себя в очевидном и сразу же требует:

— Скажите им, чтобы меня пропустили!