Улан Далай

Санька почти кубарем скатился с холма. Ни большого камня, ни дерева, ни мало-мальской складочки, где можно было бы схорониться. Подскочил к деду, тронул за плечо:

– Дедушка, надо встать. Машина едет.

Дед с кряхтением повернулся лицом вниз и стал подниматься, опираясь на колени. Санька подтягивал его, ухватив за пояс.

– Обопритесь на меня, дедушка. Надо потихоньку идти пока.

Они побрели вдоль дороги, мечтая стать невидимыми, но сзади послышался резкий скрип тормозов, и Санька обернулся. Это была «Победа». Из машины, не глуша мотора, высунулся дородный казах в фетровой шляпе. Под расстегнутым габардиновым пальто виднелся солидный двубортный костюм и полосатый шелковый галстук. Санькины мысли запрыгали. Это начальник. Но не военный и не партийный. Слишком броско одет.

– Ассалам алейкум, ага! – обратился начальник к деду по-казахски. – Садитесь, подвезу!

Дед ответил тоже по-казахски:

– Да возблагодарит вас Аллах за вашу доброту.

Санька развернул деда и повел к машине. Водитель понял, что старик слеп, выскочил и открыл заднюю дверцу:

– Осторожно, ага. Крыша сзади низкая, можно головой удариться.

После разбитой полуторки «Победа» была как дворец в сравнении с грязным фабричным цехом. Она пахла хорошо выделанной кожей, солидолом, краской и сваркой. Гладкая, как леденец, коричневая обивка сидений, похожая на дорогое дерево, полированная окантовка окон, почти игрушечный руль, какие-то кнопки и рычажки на передней панели и даже плафон с лампочкой в крыше… Санька жалел только об одном – он не сможет рассказать об этой поездке своим друзьям.

– Куда путь держите, ага? – поинтересовался водитель, разглядывая своих пассажиров в зеркало заднего вида.

– В глазную больницу, – по-русски ответил дед.

– А сами откуда будете? – водитель тоже перешел на русский язык.

– Калмыки мы, – коротко ответил дед, предусмотрительно не уточняя, какие именно. Калмыки жили и в Киргизии – это Санька знал от отца. Назывались они сарт-калмыками и были мусульманами.

– А вы, уважаемый, наверное, очень большой начальник, раз на такой машине ездите, – польстил дед собеседнику.

Санька видел в зеркало заднего вида, что лицо водителя расплылось в довольной улыбке.

– Служу в оперном театре. Видели такое огромное желтое здание с белыми колоннами рядом с Домом правительства? – Смутился и исправился: – Знаете о таком?

– Мы в город в первый раз едем, – вежливо ответил дед.

– Ну, по радио вы меня точно слышали.

– Так вы акын, уважаемый?

– Певец! А еще режиссер, и снабженец даже. Ездил сегодня на фабрику, ткань выпрашивал на костюмы для спектакля.

– Я тоже акын, – признался дед.

Водитель удивленно обернулся назад.

– Э-э-э! Спойте, ага, прошу вас! Веселее ехать будет.

Отказать дед, конечно, не мог, да и не хотел. У него впервые за три года жизни в Казахстане появился достойный слушатель.

Дед молча протянул руку Саньке. Санька достал из-за пазухи фляжку и вложил ему в открытую ладонь. Дед отпил несколько глотков джомбы, вернул фляжку и, закрыв глаза, уперся ладонями в колени. А потом из него пошел звук. Так гудит пустой глубокий колодец в ответ на человеческий вскрик. Голос завибрировал, перекрывая шум мотора. Задребезжали стекла. Водитель от неожиданности втянул голову в плечи, руки вцепились в тонкий ободок руля. Машина вильнула в сторону, с усилием выровнялась…

Дед понял свою ошибку и немного сбросил силу выдоха. Он исполнял зачин «Джангра» «Это было в начале времен в стародавний век золотой…», который Санька слышал сотню раз, но сегодня – словно впервые.

Когда дед закончил, долго ехали молча.

– А меня в детстве старшие пугали калмыками, – неожиданно признался водитель. – Не будешь слушаться, говорили, прискачет страшный калмык на рыжем коне и заберет тебя. Крепка память о древних сражениях. Я все думал почему. А теперь понимаю: вы же одним только голосом машину на запчасти разнести можете.

Он засмеялся, давая понять, что пошутил. Дед и Санька вежливо улыбнулись.

– Такой мы маленький народ, а всем успели дорогу перейти. И белым, и красным, и хохлам, и казахам, – с огорчением произнес Санька по-калмыцки.

– Не всегда мы были маленьким народом, – ответил дед. – До того, как во времена Белой царицы хан Убаши решил увести калмыков назад в Джунгарию, нас было, как тюльпанов в степи весной. А казахи – их тогда называли киргизами – получили приказ от Белой царицы остановить перекочевку. Две трети тех, кто ушел с Убаши-ханом, погибли. Мало кто дошел до Джунгарии, – и дед перешел на русский. – Извините, уважаемый, рассказывал внуку, как дело было. Молодежь теперь старой истории совсем не знает.

Водитель хмыкнул. Наверное, у него было свое представление о давних событиях.

Вдруг слева поплыла картина из прошлой жизни: беленые домики с палисадниками, за глухими заборами – крыши амбаров и сараев, а дальше – макушки фруктовых деревьев. Будто сказочным образом машина перенеслась за тысячи километров на родной Дон. Санька не верил своим глазам.

– Дедушка! Тут точно как в казачьей станице, – воскликнул он, забыв обо всякой осторожности.