«Всем заинтересованным лицам:
Меня зовут Аннетт Рипкен. Я располагаю информацией по делу Рида Салливана. Мне абсолютно точно известно, что он не виновен в гибели своей жены. Я боюсь дать показания лично, но считаю своим долгом рассказать правду, зная, что от этого зависит будущее человека.
Я работала на ферме Спеллман, что находится на острове Ламми, в ту ночь, когда была убита Калиста Салливан. Да, её убили. Я не принадлежала к ближнему кругу и не стану утверждать, будто знаю всё, что происходило в так называемом „Улье“, но у меня нет причины лгать.
Калиста уже девять месяцев вынашивала ребенка и днем у неё начались схватки. Она следила за их периодичностью и сказала, что останется на ферме до полудня, а потом отправится в город в сопровождении кого-нибудь из „Улья“. (Это были женщины — пять человек — составлявшие ближний круг нашей „матки“, Марни. Я к их числу не принадлежала. Находилась на положении трутня. Ко мне относились, как к прислуге).
Позже я услышала, как Марни сказала одной из женщин, что на пароме случилась поломка и сегодня он ходить не будет. Я встревожилась за Калисту и её малыша, но никто из „Улья“ озабочен не был. Все они, кроме актрисы Дины Марлоу, были медсёстрами — все, включая Марни. Я успокоилась, решила: они знают, что делают.
Во всяком случае, так я думала, пока не увидела соседа, вернувшегося на ферму вечером. Я знала, что он работает в Ферндейле и домой мог вернуться только на пароме. Я позвонила на паромную станцию, и мне сказали, что Марни ошиблась.
Я подошла к ней, сообщила о том, что выяснила. Думала, она обрадуется. Интервалы между схватками сокращались, и я вызвалась сопроводить Калисту в больницу. Марни сказала, чтобы я не лезла не в свое дело. Что Калиста предпочла рожать на ферме.
Я чувствовала, что и так уже преступила грань дозволенного, и пошла на попятную. Для меня и всех остальных женщин Марни была непререкаемым авторитетом. Её посещали видения о том, как с помощью наставлений, кремов и снадобий разжечь в каждой женщине её внутренний свет. Теперь я понимаю, что всё это глупости. Но тогда мне так не казалось.
Остаток вечера я продолжала выполнять данные мне задания — перерабатывала мёд для „Прекрасной шестерки“ и чистила костюмы пасечников. Около десяти вечера одна из женщин сообщила, что Калиста родила и с ней всё хорошо. Я вздохнула с облегчением.
Я не могла навестить её, пока не доделаю всё, что от меня требовалось. Освободилась я примерно в половине одиннадцатого, как мне кажется. Может, и позже.
Я пошла в амбар — и, говоря „амбар“, я сильно преуменьшаю значимость этого грандиозного здания, где одновременно размещались исследовательский центр, студия звукозаписи и художественная мастерская, в которой Марни разрабатывала дизайн упаковок для своей продукции. А за время беременности Калисты там еще появилась и родильная палата, хотя сама она дала четко понять, что намерена рожать в больнице Беллингема. Я услышала приглушенные крики и — да простит меня Бог — внезапно оцепенела от страха. Калиста плакала. Спрашивала про ребёнка. Говорила, что Марни совершает преступление и она хочет уехать. Немедленно! Марни была в ярости. Снова и снова повторяла, что она ждала девочку и что Калиста — коварная обманщица.
Калиста обозвала Марни мошенницей и пригрозила рассказать всем, чем занимаются на ферме.
Я подошла чуть ближе. Марни велела Калисте заткнуться. А потом — и здесь мне ужасно стыдно за свое поведение — Дина взяла подушку и прижала её к лицу Калисты. Я шагнула вперед, собиралась уже броситься к ним, остановить её… но тут Марни навалилась сверху на Дину, помогая ей, и я… я застыла на месте. Клянусь Богом, я не верила своим глазам. Ребёнок кричал, амбар вращался.
На следующий день Марни пришла ко мне в комнату в большом доме. Спросила, как у меня дела. Сказала, что сожалеет о недоразумении с паромом. Сообщила, что мать и ребенок в полном порядке и она сама настояла, чтобы Калиста вернулась в Беллингем к мужу. Я притворилась, будто поверила ей, хотя знала, что это явная ложь.
Следующие несколько дней я вела себя как ни в чем не бывало, но видела, что все члены „Улья“ — Дина, Хизер, Триш, Грета и Марни — поглядывают на меня с подозрением.
Я сказала им, что моя младшая дочь в опасности, с ней жестоко обращается её отец, и потому я должна вернуться в Калифорнию, чтобы положить этому конец. Вряд ли мне поверили. Меня это мало волновало. На следующей неделе я уехала с острова навсегда. Калиста была хорошим человеком. У нас с ней было много общего. Мы обе отказались от прежней жизни, от родных и друзей и пошли за той, кто, как я теперь понимаю, не дарил, а губил надежду и не зажигал, а гасил в женщинах их внутренний свет.
Все это истинная правда.
Искренне ваша,Аннетт Рипкен».
