— Ну да, один шажок, потом еще один, и ты в дамках. — На его губах появилась безобразная, отвратительная ухмылка. Он явно собирался поглумиться над ней, а его издевательских насмешек слышать она не хотела. И Сара вернула разговор в первоначальное русло.
— Твои родители наверняка знали, что рано или поздно их разоблачат.
Ухмылка исчезла с его лица. Пол молчал, пытаясь осмыслить то, что говорит Сара.
— Что? — наконец произнес он. — Ты хочешь сказать, что они меня
— Не чокнутая и не дура, — отвечала она. — Всего лишь репортёр университетской газеты, которая всюду ходит, задает вопросы таким людям, как твой отец — кстати, он мне очень помог, — пытается докопаться до правды. А правда такова, что твои родители тебе не родные. Твоя настоящая мама
Это прозвучало столь ужасно, что Сара осеклась. Но она ведь ему не лгала. Эта была та часть правды, которую он должен был знать, и, в принципе, она все ещё злилась на него и потому продолжала:
— Твоя настоящая мама умерла. Её убили, Пол. Прости, но это так. Убила ненормальная Марни Спеллман вместе с ещё одной женщиной. Твои родители, твои… родители, которые тебе не родители… они тебя не украли — просто
— Ты сумасшедшая. Послушай себя. — Пол произнес это тихо, словно обращался к себе самому, а не к Саре. Она видела, что он верит ей, как бы дико ни звучали её слова. Сара была убеждена, что правда пробивается в его сознание. Он слышал и чувствовал её.
— Выслушай меня, Пол. Я тебя не обманываю. Твоя мама не убивала твою настоящую маму. И моя тоже её не убивала. Это сделали другие: Марни Спеллман и ещё одна женщина. Вдвоем. А твоя мама тебя унесла. Возможно, она даже спасла тебя! И твой отец был в курсе, что произошло убийство. Вдвоем они забрали тебя и выдали за своего сына. Может быть, отчасти с той целью, чтобы скрыть убийство твоей настоящей матери. Но ещё и потому, что они хотели, чтобы ты стал их сыном. Это очевидно. Ты и сам знаешь, как сильно они любили…
— Сара, ты вот всё вещаешь мне про правду, — перебил её Пол, причем так тихо, что она с трудом расслышала его. Поэтому её не насторожило, что он обошел машину и приблизился к ней. Она надеялась, что теперь они сумеют поговорить без крика. Рассудительным тоном. По-человечески. Может быть, их отношения — это и не любовь, но они друг другу не безразличны.
— Ничего подобного, — возразила она. — Но то, что я тебе сообщила, это правда.
— Допустим. И чтобы раскопать эту правду, ты вызвала на разговор моего отца.
— Да. Именно так.
— А чтобы подступиться к нему, чтобы написать громкую статью и вырваться из своей паршивой газетенки, ты использовала меня.
— Нет, — запротестовала Сара, отступая на шаг: Пол, приблизившись к ней вплотную, перешёл почти на шёпот. — Это совсем не так. Ты мне нравишься, Пол. Очень. И вся эта история и то, как она отразится на мне, не изменят моего отношения к тебе.
— А я скажу, как это отразится на мне. На моих родных, пусть и не настоящих. Твоя статья
— Неправда.
— Ты обманщица, всем врёшь, и себе тоже.
В ней всколыхнулся гнев. И этот гнев некуда было направить, кроме как ему в лицо.
— Пусть так. Но сам ты даже не Пол. У тебя даже имени нет.
Вот тогда-то он и схватил её за шею. Крепко стиснул. Слишком крепко. Потом отпустил. Должно быть, сообразил, что делает. Наверно, сейчас начнёт вымаливать прощение, подумала Сара.
Но нет. Пол толкнул её на машину, рывком развернул и снова вцепился ей в шею, еще крепче, чем прежде. Прижал её лицом к капоту, ещё не остывшему после долгой езды. Они оба отметили это, даже удивились — каждый в глубине своего неясного оцепенелого сознания, — что прошло так мало времени с той минуты, как Сара заглушила двигатель.
Потом Пол сосредоточился на более практичных вещах. Он снова выпустил Сару, но лишь для того, чтобы захватить её шею в сгибы обеих рук и опять придавить к капоту, навалившись на неё всем телом.
Не хотел, чтобы на нём остались какие-либо отметины.
Как-никак он был сын полицейского.
И не имел ни малейшего намерения полагаться на случай.
Его глаза наполнились слезами. Сколько ещё секунд придётся терпеть и ждать, пока она обмякнет. Умрёт. Будет убита. Дольше, чем он рассчитывал. Но вот наконец она затихла.