Улей

Семья, в которой они станут его родителями.

— Так распорядилась сама судьба, Алан, — сказала она.

— Так нельзя, — возразил он. — Мальчика надо отдать его отцу.

— Он о нём даже не слышал. Мы не совершаем ничего предосудительного.

Эти слова звучали в его голове, когда он дописывал второе письмо. Возможно, в тот момент Пэтти была права. В их действиях не было ничего предосудительного. Только потребность и желание. Предосудительное началось потом, в последующие дни. Закрутило его, как несущаяся с гор лавина. Ложь. Сокрытие преступления. Подтасовка улик.

Инициатива принадлежала не ему, но исполнителем был он.

Алан сложил обе записки, сунул в конверты и запечатал. Первую он адресовал Пэтти, вторую — Полу. Потом ещё раз напоследок обвел взглядом кабинет и погасил свет.

Сначала он отнес записку в комнату сына. Положил её на дно ящика для рыболовной снасти, который Пол держал наготове, чтобы отправиться на рыбалку, когда приезжал домой из колледжа. Не исключено, что записка пролежит там до весны, но это и к лучшему. Он спокойнее воспримет её содержание по прошествии времени со дня убийства Сары и смерти самого Алана.

Затем он направился в спальню. Записку, адресованную Пэтти, положил на свою тумбочку, где, он был уверен, она непременно заметит конверт. Пэтти не удивится. Она часто говорила, что из них двоих он более слабохарактерный и может сломаться, если задать ему правильный вопрос.

Алану приходилось лгать, но по натуре лжецом он не был.

— Что случилось? — спросила Пэтти, лёжа лицом к стене. — Мне показалось, я слышала голос Пола.

Алан сообщил ей о том, что произошло у водопада Мейпл. Она выслушала его и тихо заплакала, вспоминая события на ферме Спеллман — те ужасные мгновения, от которых она отгородилась высокой стеной.

Теперь они обрушились на неё.

— Ничего, Пэтти, ничего, — увещевал её Алан. — Всё будет хорошо.

— Сомневаюсь, Алан. Не знаю.

Пэтти по-прежнему не отворачивалась от стены. Не хотела сейчас смотреть на мужа.

— Всё раскроется, — произнесла она.

— Да, наверно, — тихо вздохнул Алан. — Эта девушка собиралась нас погубить. Если б опубликовала свою статью о том, что мы сделали.

— Мы не сделали ничего плохого, — возразила Пэтти.

— Ты — нет, — сказал он. — Во всяком случае, в нравственном отношении.

— Алан, как же так получилось, что Пол её убил?

— Потерял контроль над собой. Так бывает.

— Теперь ниточки потянутся к гибели Калисты, да?

— Нет, — отвечал Алан. — Женщины из так называемого «Улья» Марни вряд ли станут об этом рассказывать. Пэтти, они все по уши причастны к сокрытию того, что она умерла на ферме. Хотя Бог знает почему. Смерть Калисты была несчастным случаем.

Пэтти хорошенько подумала, прежде чем сказать:

— Нет, Алан. Ее убили.

— Ты никогда не говорила об этом.

— Потому что отказывалась признать, что сыграла в этом свою роль. Я могла бы её остановить. Тем утром Марни дала Калисте кое-что выпить — зелье из трав и мёда. Сказала, что это успокоит её желудок и облегчит схватки, которые она ощущала последние несколько дней. Это был клопогон кистевидный. Я помню, что она говорила мне о нём. Местные женщины применяли его в разных лечебных целях, в том числе для стимулирования родовой деятельности. Это растение росло в саду, близ кухни. Она выкопала его, измельчила корневище и смешала в блендере вместе другими компонентами: цветочной пыльцой, мёдом. Я точно знаю.

Алан застыл на месте, осмысливая слова жены. Она лгала ему двадцать лет. Калиста была обречена с самого начала. Марни, «Улей», они все это знали. Их извращенные понятия о высокой миссии женщин привели к тому, что каждая из них возомнила себя Богом.

Его жизнь рушилась.

Будущего для себя он больше не видел.

Значит, ему пора уйти.

Алан представил их опустевший дом, табличку «ПРОДАЕТСЯ» на газоне, за которым он старательно, с любовью ухаживал. Соседи будут сплетничать, по-новому переосмысливать каждую встречу с ним, переоценивая его личность.

Линдси вызовут на допрос, станут пытать, что ей об этом известно. Со временем, возможно, очень скоро, она пожалеет, что он был её наставником. И вообще будет стыдиться, что дружила с ним и его семьей.

А Марни останется в стороне.

Царица улья, матка.

Неприкосновенная.

— Пэтти, я люблю тебя, — сказал он жене.

— Я тоже тебя люблю.

Алан наклонился к ней, поцеловал в шею.

— Я всегда был счастлив с тобой.

Она знала, что он прощается с ней, но промолчала.

— Утром все наладится, — пообещал Алан.

Глава 80

26 сентября 2019 г., четверг

Ферндейл, штат Вашингтон

Пэтти Шарп находилась одна в той части дома, которая жила и дышала воспоминаниями об её муже. Она остановилась и стала читать грамоты и дипломы, который Алан развесил по стенам своего кабинета. Раньше, когда Пол был маленьким, эта комната служила детской. И когда одним дождливым днём в субботу Алан стал переносить сюда свои вещи, Пэтти сказала, что сначала нужно перекрасить стены.

— Голубой вполне меня устраивает, — ответил он. — Как раз под цвет моих глаз. И напоминает о более счастливых временах.

Она скептически посмотрела на него.