Улей 2

Старуха мнет губы, пристально вглядываясь в решительное лицо Адама. Вздыхает, опуская глаза на свои скрученные дрожащие кисти.

— Нужна какая-то вещь, принадлежащая нашему Кощею.

Титов с довольной улыбкой протягивает ей портсигар.

Едва коснувшись серебряного футляра кончиками пальцев, Мария Иосифовна содрогается. Прикрывая глаза, крепче сжимает металл, согревая его своим теплом. Прижимает к груди, безумно шелестя губами.

— Двойная игра. Преступные махинации. Крупные хищения государственного имущества, — речь переходит в сбивчивое свистящее дыхание. Скрученные пальцы замирают и резко раскрываются веером, дрожа от напряжения. Портсигар падает на деревянный пол, а старуха сипло выдыхает, впиваясь в лицо непризнанного внука блеклыми глазами. — Альтамира. В пятнах крови.

Затолкав ненужные папки назад в сейф, Титов прижимает дверцу, не доходя до финального щелчка, и вешает на место картину.

Гудящую тишину прорывает неразборчивое бормотание, с первого взгляда больше похожее на сердитую брань.

Сместив позицию, Адам наклоняется и зависает над лицом мэра. Тот, продолжая сонно излагать свое недовольство, заходится в отрывистом кашле. Первая леди морщится и пихает супруга локтем в бок.

Матрас тихонько поскрипывает, когда мэр переворачивается на бок. Тишина возобновляется.

На обратном пути, перед самым забором, забавы ради, с идеальным расчетом бросает камешек в одно из окон на нижнем этаже. Вой сигнализации разносится по округе, пока живущий адреналином Титов подтягивается и, взлетая по выступающей каменой кладке, молниеносно перемахивает внушительное ограждение.

Короткой пробежкой к черной Ямахе. Рев мотора, свистящий писк моторезины. Срывается с места и растворяется в темноте, оставляя за собой легкую дымку.

Глава 25

Мягкая рассветная пыль крадется в высокие окна, прорезая лучами света погруженную в темноту квартиру.

Адам стягивает куртку. Тяжело вздыхая, опускает широкие плечи, округляя спину. На ходу растирает ладонью воспаленные от регулярного недосыпа глаза.

Ненадолго останавливаясь, прислушивается к тишине, пытаясь поймать своим настроением царящее здесь умиротворение.

Слабо получается.

Нет, не получается вообще.

Сердце бьет по ребрам. Адреналин долбит мозг учащенным пульсом. Нервные волокна скручиваются в тугие узлы.

Нетерпеливо двигается дальше. Сглатывая, входит в гостевую комнату.

Перестает дышать.

Многие считают его бессердечным ублюдком. Только это глупейшее заблуждение. У Титова есть сердце. Внутри него живет любовь, живет боль.

Кровавое месиво под плотным панцирем.

Переводя дыхание, подходит к широкой кровати. Смотрит на спящую девушку, в очередной раз поражаясь тому факту, что она вызывает в нем столь объемные чувства.

Половину лица Евы закрывают волосы, а одеяло доходит до самого подбородка. Ей постоянно холодно и все время хочется спать. Врачи сказали, это пройдет, как только ее тело достаточно окрепнет. Вот только, когда же наступит это «достаточно», Титов так и не понял.

«Эва…»

Она так близко. Ему бы знать, что это надолго. Может быть… навсегда?

Мурашки волнами сбегают по его коже.

Глубокий вдох резко наполняет легкие кислородом, вызывая головокружение. Выдыхая, не сопротивляется бурлению мыслей, которые буквально вскрывают ему черепную коробку.

Это так сложно принять…

Ева все забыла. Она его забыла. Похоронила вместе с тем прошлым, которое причиняло ей страдания. Видимо, он все-таки чересчур эгоистичный ублюдок, потому что осознание этого ранит больнее всего на свете.

«Как ты могла, Ева?»

«Это же я…»

Опасаясь того, что нервы в один миг сдадут, и эти вопросы полезут наружу, нарушая иллюзию мнимого равновесия, большую часть времени Титов игнорирует Исаеву. Скидывая заботу о ней на отца и прислугу.

— Такое случается, Адам. Учитывая все, что она пережила. Ее мозг отгородился от событий, которые его травмировали.

— Она не помнит меня.

— Она не помнит ничего.

— Я не был травмирующим событием… — осекается. — Черт возьми…

Конечно, был. И он это понимает.