Улей 2

Ева невозмутимо хмыкает, меняя положение рук. И это единственное движение в той части комнаты. Даже Софи молча таращится на Адама, инстинктивно чувствуя витающую в воздухе нервозность.

Присмиренные до гробовой тишины неожиданными эмоциями, Титовы наблюдают за его неторопливыми движениями с растущим раздражением.

Адам окидывает взглядом остолбеневших родственников и саркастически замечает:

— What a strain[1]! Wow! Houston, we have a problem[2], - добивает тихим смехом. — И виной всему, как повелось, я. I’m so sorry[3], - ухмылка противоречит извинениям.

Опустошив рюмку одним глотком, на мгновение сцепляет зубы и смотрит в сторону. Выдыхает.

— Ну? Чего застыли? Для тех, у кого проблемы с памятью, и на случай, если годы не пощадили нашу гостью, — умышленно создает видимость того, что сам не помнит, как мать выглядела тринадцать лет назад, официально представляет: — Марина Титова, — хотя и дураку понятно — ее узнали. — Двигайтесь, — взмахивает рукой. — Движение — жизнь.

Софи вскакивает и, вытянув над головой руку, как супермен, несется через комнату. Накладные розовые волосы неестественно подпрыгивают на ее плечах.

— Очень-очень грубо, парень. Очень, — подобрав челюсть, негодующе отчитывает племянника Диана. Но на самом деле Адам ей благодарен за то, что она забивает тишину своим голосом. Пока он переводит дыхание, она уже подхватывает Марину Станиславовну под локоть. — Вы прекрасно выглядите.

— Спасибо, — машинально благодарит женщина. — Вы тоже.

— Меня зовут Диана, я жена Марка. А эта маленькая неугомонная девочка — наша дочь.

— Чудесная девочка, — на взволнованном лице Марины, наконец, появляется улыбка. Сжимая ладонь на плече хмурого худощавого мальчика, представляет: — Мой сын — Герман.

— Привет, Герман, — расталкивая всех, выступает София.

Протягивая мальчику пульт от телевизора, она подталкивает его к дивану.

— Так как ты наш гость, можешь выбирать, что мы будем смотреть, пока взрослые меряются сосисками…

— Боже мой, Со! Что за выражения?

— Адам сказал, так говорить можно. Сосиска — не ругательное слово.

Стрельнув в сторону ухмыляющегося племянника недовольным взглядом, Диана сурово смотрит на дочь.

— Да, но в данном контексте оно подразумевает ругательство.

— Адам говорит, это проблемы того, кто слушает, а не того, кто говорит. Я не имела в виду ничего такого… — заявляет девочка, состроив ангельское личико.

— Так, все! — восклицает нервозно Диана. — Просто не говори так.

— Почему это? — с деланным непониманием спрашивает Софи, отлично понимая, что в эту минуту у матери не найдется разумных аргументов.

— Со… Сейчас не время. Потом.

Герман останавливает выбор на прыгающих, как заведенные, коротконогих существах, имеющих себя викингами. На некоторое мгновение их спор о том, как решить возникший в поселении кризис заполняет все пространство. У Евы закладывает в ушах от воинственных кличей и фонового шума мультика, пока Терентий Дмитриевич не убавляет громкость. Прокашлявшись, он бормочет какое-то приветствие и предлагает бывшей жене вина.

Но хохот Марка Дмитриевича снова вгоняет всех в ступор и краски.

— Простите. Это, конечно, нервное, — говорит он. — Не думал, что еще когда-нибудь увижу, как Терентий обхаживает тебя, Мариночка. Только сейчас вспомнил, как приторно и бесполезно все это было. Кошмарный день… Все в кучу.

Присутствующие замирают в ожидании продолжения, словно почувствовав, что это было только вступление. Упираясь взглядом в непроницаемое лицо племянника, Марк Дмитриевич нервно прокручивает ремешок часов на запястье.

Ему чертовски надоело то, что Адам вытворяет. В своих эгоистичных стремлениях тот ни с кем не посчитался, подставляя под удар всю семью.

— Может, хватит? Все уже поняли, у кого сосиска толще, — раздраженно озвучивает свои мысли.

— Выбирай выражения, Марк! Здесь дети.

— Дети? Собственно, их лексикон я и использую.

— Марк…

— Поздравляю, — произносит с преувеличенным восторгом, не отводя гневного взгляда от помрачневшего Адама. — Ты таки переплюнул своего отца. Посягнул сразу на два отличительно исключительных домена Одессы. Самое святое — Припортовый. И самое символическое, несущее за собой дьявольское проклятье — кровавую южную принцессу.

Эти слова рассекают образовавшуюся тишину, как осколки после взрыва, который произошел настолько быстро и настолько неожиданно, что невольные очевидцы ощущают только последствия. Ужасный смысл сказанного. В той или иной степени он отражается внутри каждого из них.

Ева застывает, не только оглушённая услышанным. Разорванная на части. Марк Дмитриевич отозвался о ней не просто плохо. Он говорил о ней, будто о каком-то мерзком существе. Не человеке. Дьявольском отродье.

Ее реакция — запуск непонятного ею самой защитного механизма. Охваченную болью грудь обволакивает непробиваемая ледяная корка холодного безразличие. В черных глазах вспыхивают презрение и странная сила. Впервые после потери памяти она не боится сделать шаг вперед. В неизвестность. Упасть в пустоту или быть поглощенной чертовым болотом — без разницы!