Улей 2

Только изорвав сложную дизайнерскую композицию из трех видов ткани на уродливые ошметки, опускается на узкий угловой диван у северной стены комнаты. Замыленным взглядом проходится по разбросанным Евой вещам. Словно она совсем недавно вышла. Вот-вот вернется… Учебная форма на спинке стула — гюйс одним углом касается ковра. Тетради и письменные принадлежности накрыты стопкой порисованных листков. Расчёски, заколки, резинки — на комоде и туалетном столике. Темно-красное полотенце на полу у кровати. В кресле халат и тёплые гольфы. Полупустая чашка на низком столике и раскрытый на первых страницах журнал.

В левой части груди медленно, словно ядовитое растение, расцветает боль. Тянется наружу. Горит. Палит. Убивает.

Подступает к горлу. Душит так, что дышать невозможно. И глаза вдруг застилает жгучая влага.

Приступ? С такими-то нервами — неудивительно.

Ладонь тревожно касается груди в попытке облегчить странные ощущения, растирает кожу через ткань.

Несколько коротких глотков воздуха… Отлегает. Минует. Рассеивается.

Вздох облегчения срывается с губ. Поднимая руки, Павел суетливо проходится по волосам.

Смотрит на скрученную на подстилке из белоснежных рваных лоскутов жену.

Она тихо плачет.

В годы юности Ольга поражала красотой, сдержанностью и несвойственной ее социальному положению величественностью. Она выглядела гордой, уверенной и размеренной во всех действиях. Она была лучше всех.

Пуще всех подходила на роль его жены.

Что же произошло с Ольгой сейчас? Почему она сдалась, не попытавшись бороться?

Выходит, задирала нос и излучала уверенность, когда над головой было безоблачное небо. А стоило тучам затянуться — сломалась.

— Помнишь, как в восьмом классе Ева выкрасила волосы в зеленый цвет? — Павел понимает, что плач прекратился, только слыша этот вопрос. Отрешенно смотрит на притихшую жену. — Я отругала ее и запретила пойти на школьную дискотеку. Она же сказала, что я настолько боюсь социума, что не имею собственного мнения. Будто я глупый подражатель западной моды. Она сказала: «Если бы твоя Агата, прикола ради, притащила тебе пеструю вьетнамскую тряпку с «Толчка[1]» и назвала ее дизайнерской, ты бы ее напялила». Я ударила ее. Это был единственный раз, когда я вышла из себя… Ева так на меня посмотрела. Не вздрогнула. Не заплакала. Полыхнув глазами, она сказала, что я, — тягостно вздыхает, — буду последним человеком, к мнению которого она прислушается.

Раздражённо потирая тяжелый подбородок, Исаев поднимается и молча выходит за дверь. Спускается по лестницы, на ходу одергивая пиджак. Прокручивает золотой браслет часов, всматриваясь в круглый циферблат, замечает две уродливые трещины, поползшие по стеклу.

«Твою мать…»

«Дурная примета…»

Сорок минут спустя обводит взглядом плотный круг друзей. Неполноценный круг. Одно место сегодня пустует.

Навсегда. Теперь навсегда.

Ствол в рот — такой выбор сделал Маслов.

Напряжение стягивает присутствующих мужчин в неразрывный клубок эмоций. Потрясение отбирает у них уверенность, силу голоса и выдержку.

— Зачем он это сделал?

— Антон всегда был слабохарактерным. Напрасно я его выдвинул в руководители. У него в Припортовом недостача числилась на пару миллиардов… Но я все равно не ожидал… Можно было найти выход. Несколько вариантов. В какой стране мы живем… — потерянно бормочет Приходько.

— А все этот ублюдок… — стискивая кулаки, выдыхает Исаев. — Все он виноват! Не будь этих проверок, шантажа и угроз…

— Пора кончать с ним, — грубо выплевывает Семен.

— Нет. Нет, Сеня. Нельзя, — Виталий Иванович гневно тянет слова, словно поводок. Удерживает на привязи.

— А чего ждать? — тяжело выдыхает Павел.

— Компьютер Титова какой-то программой сопряжен с базой полиции. Если он исчезнет, выплывет все. Такой фейерверк начнётся, не поможет нам уже никакой Валерка. Никто.

— Почему не поможет? Пусть и получил он ссылку из прокуратуры в СБУ. Не в Сибирь же…

— Круг… — вяло пускается в объяснения Приходько. — Сейчас работает такая система, что сами сотрудники из неё просто так ничего убрать не могут. Нужно подавать заявку выше…

— Не верю. Деньги покупают любые ключи.

— Так купи того, кто помогает Титову, — гневно выпаливает Виталий Иванович. — А я посмотрю со стороны.

— Не вопрос, — соглашается Круглов.

Чиркая зажигалкой, затягивается. Бросает самодовольный взгляд на тихо вскипающего Исаева.

[1] Толчок — чисто одесское жаргонное название одного из крупнейших оптово-розничных рынков Украины и Европы. Занимает 75 га земли, кроме того планируется освоить еще 40 га. Второе неофициальное название — 7-й километр (расстояние от Одессы и старое название станции). Официальное — ООО «Промтоварный рынок».

Глава 37

Поздно вечером того же дня, Адам является домой в приподнятом настроении. Открывая дверь в спальню Евы, находит ее глазами. Она читает книгу, нервно покусывая губы. Чтобы привлечь ее внимание, Титову приходится позвать ее по имени.