Ева испытывает крайнюю степень смущения. Ту самую, когда хочется бесследно исчезнуть с лица Земли. И, самое странное, ей почему-то очень-очень больно. В противовес этому, до сумасшествия радостно.
И еще — просто целая куча эмоций, которые разрывают ее грудь.
Есть две вещи, в которых она уверена больше, чем в чем-либо еще. Никто никогда не говорил ей таких слов. Никто никогда ее не любил.
Глава 36
Просыпается, взмокшая от чрезмерного тепла и тяжести тела обнимающего ее со спины Адама. Сонно тянет вниз резинку пижамных брюк и, подцепляя штанины ступнями, стягивает их, отпихивая к краю кровати. Сдавленно сглатывает, ощущая, что Адам прижимается еще ближе. К слабо защищенным ягодицам твердым пахом. Скользя рукой под кофту, пробегает пальцами по животу. Распластав пятерню под грудью, наконец, снова замирает.
Темнота все еще пленит город, и Еве тоже хочется быстрее вернуться ко сну.
Но близость Адама сковывает внутренности внезапным напряжением и будоражит сонное сознание глупыми мыслями.
Приходит уверенность: ей всегда хотелось большего. Самых сильных чувств. Хоть и не верила в любовь, искала в людях отблески чужой теории. Словно атеист, ждала чуда, чтобы уверовать.
Задолго до того, как Адам стал ее мишенью.
А теперь изнутри буквально потряхивает от тревожного опасения. Мыслей слишком много, сложно их разгрести. Трудно разобраться в себе. Тяжело довериться.
Сердце рвется к Титову, но лед, застывший прочной скорлупой вокруг этого чувствительного органа, все еще удерживает Еву в темноте.
— Ольга? Оля!
Тяжело ступая по отполированному до блеска половому покрытию, Исаев мимоходом рассматривает высокие зеленые растение в громоздких напольных горшках. Ольга любит цветы, потому их так много в доме. Да и в саду — сплошь все засажено.
Эксклюзивный дизайн, дорогие полотна, изысканные статуи и фигуры, швейцарская мебель под заказ — империя, которую, как оказалось, некому наследовать. Не хватало только, чтобы все расхватали бедные родственнички Ольги. У ее двоюродного брата трое детей, двое из которых еще не пристроены. Исаев их даже видеть на своем пороге не желает. А они, словно учуяв его кровь, объявились. Интересовались, когда Ева вышла за Титова замуж и почему их, собственно, не приглашали. Павел Алексеевич дар речи утратил. Его буквально оглушило и парализовало одним махом. Если бы вместо зубов не стояла керамика, от злобы искрошил бы все за раз — скрежетал челюстями, как взбесившийся зверь.