Улей

В следующем из этих гигантских хранилищ от пола до потолка было еще больше пластиковых цилиндров, но они были гораздо меньше, как лабораторные чаны. Скребанув их ножом, Хейс увидел бледных, мясистых существ, плавающих в застывшей сыворотке, словно мухи, попавшие в янтарь. Все они были анатомическими образцами... железы и мышцы, связки и позвоночники, мозги и половые органы, глаза, дрейфующие, как оливки в древней плазме, и сотни вещей, которые Хейс просто не мог идентифицировать.

В следующей комнате стояло еще несколько столов, сделанных из какого-то неизвестного минерала, похожего на кварц, штук пятьдесят или шестьдесят. Там были странные спирали обесцвеченных пластиковых трубок и паутинные сети шлангов и трубопроводов, идущие от сфер над головой, которые, должно быть, были чем-то вроде биомедицинского оборудования. Стояли стойки с инструментами... по крайней мере, то, что он посчитал инструментами... некоторые были сделаны из прозрачного стекловидного материала, который мог быть каким-то инопланетным минералом. Там было великое множество этих штук... крючки, лезвия, щупы и другие плоские и полые, как волшебные палочки. Сотни разновидностей и повсюду, спиралевидные трубки и тому подобное, вырастающие из стен, как оптоволоконные нити. Огромные выпуклые зеркала и пластинчатые линзы, установленные на штативах. Были и другие вещи, которые превратились в пыль и обломки, а большая часть комнаты была погребена под обвалом.

Оттуда выходила еще одна массивная комната, но обломки заблокировали дверной проем. Хейс забрался наверх и через трехдюймовую щель в верхней части двери увидел, что внутри пещера, заполненная пыльными спиралями инопланетных механизмов, штуками, похожие на черные волокнистые скелеты с тысячами придатков и вытянутыми как кнуты выступами. Другие вещи, такие как гигантские серые продолговатые блоки, грани которых изобиловали биомеханическими ручками, ребрами и чешуйчатыми гребнями, рифлеными шестами, змеевидными витками и сцепленными дисками. Во всех них были углубления в форме человеческих существ, в которые можно было помещать объекты. Там были и другие столы, и каркас какого-то огромного стеклянного колеса, словно сделанного из зеркал и пыльных линз. А сверху висел тройной цилиндр, похожий на цилиндр сложного микроскопа, за исключением того, что там, где должны были быть оптические механизмы, располагался ряд выступающих стеклянных лезвий... некоторые короткие и зазубренные, другие длинные и раздвоенные, как змеиные языки, а третьи состояли из тысяч крошечных осколков разной формы и текстуры. Там были и другие машины, от которых Хейс похолодел и начал задыхался, но больше смотреть он не мог.

Все это место было загадочной биомедицинской лабораторией, и он это знал.

Такое место и уровень специализированных технологий, которые человек не сможет представить в течение десяти тысяч поколений.

Хейс скатился по куче обломков, прижимая руки к голове, пытаясь изгнать воспоминания этого места... мучения и пытки, порезы, сожжение и отрубание, слив жидкостей и извлечение образцов крови, костного мозга и мозговой ткани. Прививки, инъекции и метаболические манипуляции.

Да, именно здесь все и произошло.

Именно здесь можно было найти истинное происхождение видов.

Это была фабрика спирали и первобытного белого желе, которым бредил Линд. Именно здесь инопланетные разумы изучали и каталогизировали эволюцию земной жизни. Это было место, где родился и был изменен человек. Именно здесь предки Хейса были упакованы, помечены и классифицированы, насажены на булавки, как редкие насекомые, разлиты по бутылкам и препарированы. Да, на протяжении всей доисторической эпохи, возможно, каждые пятьдесят тысяч лет или около того, популяции людей и антропоидов, которые возможно станут людьми, собирались, опускались в эти ужасные катакомбы и изменялись, улучшались с помощью микрохирургии и вивисекции, евгеники и генной инженерии, принудительных мутаций и специальной адаптации, тщательной и дотошной модификации на атомном и молекулярном уровнях. И все это с одной конечной целью: создать разум, который могли бы пожать Старцы.

Хейс лежал там, на дне кучи мусора, его мысли метались в тысяче разных направлений, оставляя его в замешательстве, оцепенении и, возможно, даже слегка безумным. Слишком многое на него обрушилось, слишком многое. Видя свое происхождение и зная, что все это ужасно правдиво, он чувствовал... себя искусственным, синтетическим. Не человеком, а холодной пластичной протоплазмой, сжавшейся и принявшей форму человека. Он чувствовал, что его душа засохла, рассыпалась, обратилась в пепел. Он лежал и смотрел в эту мрачную, дьявольскую мастерскую, чувствуя, как призраки его предков преследуют его, вторгаются в его разум и кричат ему в лицо.

Он был опустошен. Изношен и выпотрошен, внутри ничего, кроме костей, крови и сердца, которое бьется с бессмысленной частотой. А снаружи всего лишь отражение человека: мрачный комплект губ и глаз, мертвых, как грязные монеты, смотрящих на тебя из грязной сточной канавы.