Улей

Часто после своей смерти она думала: как будет идти по знакомым улицам любимого города, никем не узнанная? Рут предпочла умереть не только для других, но и для себя самой. Ее звали так же, как и при жизни, но это была девушка без родного города и без семьи. Когда она думала о себе в таком ракурсе, было чуть легче. Восприятие реальности тоже изменилось, словно ее укутали в полиэтиленовый мешок, из которого ни черта не видно и не слышно…

Однако возвращение чувствовалось правильным. Несмотря на свою незаметную, мрачную жизнь, здесь она была чаще счастлива, чем нет.

Они жили в старом многоквартирном доме, в Альтштадт-Норде. По дороге глаза выхватили странную фразу на стене одного из зданий:

This too won’t last[12] .

Это называлось ирония стен. Граффити было тут уже много лет, но именно сейчас надпись показалась пророческой. Ее будто специально для Рут написали.

Дверь подъезда неожиданно оказалась приоткрытой. Она взбежала по лестнице, словно у нее были крылья. И только перед дверью квартиры поняла, что ключей нет. Черт знает, где они теперь. Может, все еще в морге Пфорцхайма…

Некоторое время Рут стояла перед дверью. Все события после ее смерти начинались с этого. Но ломать дверь родного дома она не стала. Палец нажал на звонок.

На часах было шесть утра. Про себя она молилась тому, кого не было, только об одном: пусть мама откроет дверь и увидит ее саму, а не пустое место. Пусть Рут вернется в мир людей.

Дверь открыли, но Рут не увидели.

Мама замерла в проходе, тревожно глядя в пустоту лестничной площадки, хотя ее дочь была в невероятной близи и с ее волос капала дождевая вода.

Мать казалась той же, только более уставшей. Недоуменно обведя площадку сонным взглядом, она закрыла дверь, но Рут уже переступила порог.

«Зря говорят, что нечисть должна входить только по приглашению», – невесело усмехнулась она и последовала вглубь квартиры.

Рядом с прикроватной тумбочкой возвышалась гора пилюль и склянок. Осторожно перебрав их, Рут поняла, что это снотворные, успокоительные и средства для улучшения кровообращения.

Утренний свет окрасил лицо матери пепельным цветом, и она почти слилась с серой подушкой. Девушка присела рядом и провела по ее волосам рукой со сбитыми костяшками. Плакать больше не хотелось. Было просто грустно.

Мать быстро уснула, и Рут без промедлений начала искать Альму. В блокноте с контактами имелся не только ее телефонный номер, но и адрес. Никогда она не понимала, зачем мать записывает в телефонную книжку все подряд. Возможно, ей просто нравилось быть тщательной. Но сейчас это оказалось только на руку.

Альма жила в районе Хорвайлер.

Прежде чем отправиться туда, Рут снова прошлась по квартире и замерла у зеркала в спальне. Перед ней раскинулось волшебное царство ее детства: косметика, кремы, духи. Когда она была маленькой, то только и ждала, когда мама уйдет на работу, чтобы начать ковыряться в ее флаконах. Косметика казалась магическим трофеем и атрибутом истинной женщины.

«Когда вырасту, я смогу всем этим пользоваться!» – думала она в детстве, с восторгом залезая пальцами в тени и ломая губные помады…

Рут провела рукой по пыльным крышечкам духов. Похоже, к туалетному столику не приближались уже несколько месяцев. Внезапно возникло сильное желание чем-нибудь попользоваться по детской привычке. Она выудила свои любимые Voyage d’Hermes и не глядя брызнула на шею. По комнате растекся знакомый горький аромат. Глаза закрылись в немом блаженстве.

Когда она снова их открыла, то увидела, что мама проснулась и сидит в кресле у окна. Ее взгляд блуждал по крышам домов, и в нем витала задумчивость…

– Мне кажется, ты тут, девочка моя, – вдруг сказала она, и Рут хотелось вопить от счастья. – Ты позвонила, и я открыла. Пусть я тебя не вижу, но ты дома.

По квартире гулял терпкий запах Voyage d’Hermes. Рут ушла, оставив след.

* * *

Хорвайлер казался типичным безликим районом с кучей новостроек и неплохой инфраструктурой, но репутация у здешних мест все равно сложилась сомнительная. В каждом городе есть свое гетто, и Хорвайлер был чем-то вроде него. Впрочем, что еще могла себе позволить Альма: она была бедна как церковная мышь.

Хаблов, криминальная душонка, научил Рут вскрывать несложные замки, хотя она все равно продолжала ломать двери из вредности. Это стало ее отдушиной. Но навык был с ней, как и пара булавок. Да и в этот раз не хотелось привлекать внимания. Этот замок оказался очень простым и сдался почти сразу.

В квартире стоял запах жареного и царила пустота: видно, все разбежались по делам. Судя по горе обуви разных фасонов, здесь обитали только женщины: Альма и две ее дочери, чуть младше Рут.

В помещениях присутствовал лоскутный уют, но витало и что-то затхлое.

В спальне Альмы обнаружилась любопытная находка: маленький столик с оплывшими свечами и подвешенными сверху травами. Магический алтарь.