Без церемоний Рут отвесила женщине тяжелую затрещину. В ответ раздался очередной комариный вопль. Рут нравилось бить по живому. Она ощущала, как удары отзываются в Альме взрывом капилляров.
– Знаешь, зачем я здесь? Я хочу, чтобы ты сдохла. Потому что знаю все, что ты сделала с мамой и со мной.
– Я… я ничего…
– Ты нас прокляла, – тихо сказала Рут, нависнув над ней, а ее волосы утекли вниз, почти касаясь пола. – Ты воруешь у других ради себя и своих детей. Но ты занимаешься дерьмовой арифметикой. Отняв у них, получаешь не плюс, а дважды минус. Ты влезаешь в долги. Но в конце платят все, даже мертвые вроде меня.
Складной нож из кармана сам прыгнул в руку, и она резко ударила им по запястью Альмы. Женщина издала очередной тонкий крик, похожий на звон стекла. Кровь брызнула на обеих, и Рут обмазала ею обе ладони, а затем взяла ее за руку. Белки глаз почернели, и Альму парализовало.
Рут могла бы безвкусно ее замочить, но это не единственное, что ей было доступно. Она использовала свое главное оружие – способность заключать договоры.
– Да что ты такое… – с трудом прошептала Альма, глядя на Рут как кролик на удава. – Со мной делай что хочешь, только не тронь моих девочек!
Мир вокруг них темнел, и издали послышался вой: ветер на Перекрестке… Рут едва слушала ее, пребывая в особом энергетическом потоке. Внутренним зрением она видела ту искаженную картину фальшивых координат, которые эта женщина выстраивала через свои обряды. Они походили на паутину, и в нее она намеревалась швырнуть Альму.
– Сейчас мы все вернем на свои места, – дрожащим от ярости голосом выдавила она. – Ты когда-то взяла у меня и не вернула, следовательно, ты обокрала меня. Я заключаю с тобой контракт о возвращении. Это моя особая способность – стряпать договоры с кем угодно.
Они застыли перед Стражем во тьме миров, и между их пальцев вязко текла кровь. Что-то в этой реальности пожухшего золота было на стороне Рут, и Альма не могла ни вырвать руку, ни пошевелиться, пригвожденная к месту невидимой силой.
– Твои дети будут выплачивать твои долги. Все, что ты забрала у других, вернется к ним, – отчеканила Рут. – Любое решение, принятое на Перекрестке, непреложно. Здесь не только заключают нерушимые договоры, но и судят, возвращают отнятое.
По щекам Альмы текли слезы. Она пыталась подключиться к какому-нибудь энергетическому потоку, но все каналы вдруг погасли. Нити судеб переплетались, и структура пространства вокруг них менялась.
Страж равнодушно взирал на обеих, благословляя суд Рут.
– Боже, прости… – сипло выдохнула Альма, испуганно поднимая глаза на обелиск.
Но это был не бог.
Исподволь стало светлеть. Они выходили из той реальности. Вой стих, и вокруг проступили стены комнаты. Свечи догорали…
– О каком боге речь? Ты – глупая и злая женщина, Альма. Все, что ты творила, ты делала сама.
Голова Альмы упала на грудь. Так пришла смерть. Весь пол был залит ее кровью. Какое-то мгновение Рут взирала на это с отвращением и ненавистью, а затем ушла.
«Ну молодец, „сожгла“ ведьму, оторвалась. Легче стало?» – ехидно спросил внутренний голос.
В горле саднило, а тяжесть в душе угнездилась еще прочнее.
Эта жестокая выходка не принесла ей ни счастья, ни удовлетворения. Но знать, что Альма живет безнаказанно, было хуже.
8
Старуха, Мать и Дева
Хороший ловец умеет ждать…
Это была аксиома, относительно которой Фиделис Мэннак выстраивала геометрию любой охоты. Кредо, которому она следовала в течение всей своей жизни.
Палец проехался по колесику зажигалки, и пламя лизнуло кончик сигареты. Последовала глубокая затяжка, а взгляд сощурился, буравя высотки из красного кирпича.
Итак, Гамбург, район Бильштедт.
Опять эта идиотская Германия.
Раздраженно она выпустила дым в небо, в котором уже собирались вечерние сумерки. Кто бы знал, как она ненавидела эту страну. Но хороший охотник должен ставить капканы даже в тех местах, где его самого покусали.
Сейчас пусть кто попробует хотя бы кусок от Фидель оторвать. Она мрачно усмехнулась. В этом преимущество того, чтобы быть ведьмой. Однажды уже ты будешь рвать других на части. Если, конечно, захочешь.