Улей

Оставалось смотреть в окно и считать ветряные электростанции. Их лопасти уныло вертелись, навевая мысли о зацикленных схемах в жизни, которые никак не могут себя исчерпать. Как колесо дурацких ошибок, бесконечных контрактов и долгов, в которые они по невезению влезли.

Окна машины то и дело покрывались мелкими крапинками дождя. Чем дальше на север они ехали, тем громче стучали капли по стеклу, а ветер тут же размазывал их в одну линию. Пару раз сквозь дрему слышалось ворчание Хаблова:

– Погода как алкаш, который не просыхает…

Ей чудилось другое. Брезжили незнакомые очертания… То ли во сне, то ли наяву возникли белое помещение и фигура, нервно расхаживающая из угла в угол. Сердце застучало очень быстро, а в солнечном сплетении сжалось предчувствие чего-то важного.

«Я на самом дне, Рут. В сердце Земли. Откопай меня, как труп. Я жду тебя. Откопай меня».

Очнулась она уже в Гамбурге, на какой-то автостоянке. В машине было пусто, только из колонок разносился чей-то пронзительный речитатив:

I’m in the basement, you’re in the sky,

I’m in the basement, baby, drop on by[18].

Было ощущение, что ее кто-то разбудил, но проснулась она сама. Сквозь мутное стекло Рут увидела Данилу, торчавшего в маленькой кофейне неподалеку.

«Drop on by…» – звучало в голове эхо слов из песни.

Ей казалось или весь мир начал подавать ей знаки, смысл которых проступал все четче?

Она помахала Даниле, и он побежал к машине, накрыв голову от дождя курткой.

– Очнулась? Хорошо. Иди перекуси, и поедем. Булки у них еще свежие.

Рут взяла только кофе, и они поехали сквозь мокрую, мрачную ночь дальше. Еда была для нее привычкой, и настоящего чувство голода, в отличие от Хаблова, она не испытывала.

Указатели на автобане выныривали как единственные проводники во тьме. Казалось, что дорога бесконечна и ведет в никуда. Но навигатор показывал, что они на верном пути. Спустя два часа они проехали Фленсбург и свернули на маленькую дорогу, ведущую вглубь близлежащего леса.

Дальше начинались чистой воды «Гензель и Гретель». По наводкам Клариссы нужно было найти старый амбар, когда-то принадлежавший ведьме.

Данила припарковал машину подальше от дороги, и оба, слегка стуча зубами, вылезли наружу. Дождь прекратился, и небо немного прояснилось. В гуляющем здесь ветре чувствовался запах моря, которое было не так далеко.

– Куда дальше?

– Сейчас…

Изо рта клубами вырывался пар.

Данила достал карту местности и посветил в нее фонариком. Рут бросила нетерпеливый взгляд через его плечо: красным маркером был проложен какой-то маршрут.

– Так, наш пряничный домик должен быть на северо-западе, недалеко от дороги.

Они потопали через влажные листья и вскоре обнаружили среди деревьев довольно ветхую постройку. Ставни были забиты, а вокруг дома сгрудились металлические бочки, собирающие в себя ржавеющую воду. До этого момента все происходящее казалось им нереальным.

– Это и есть амбар?

– Да, больше ничего подобного я не вижу, – Данила шмыгнул носом. – Кларисса сказала, что когда-то она тут жила. Здесь было большое фермерское хозяйство, потом все снесли, и осталось только это. Возможно, его намеренно оставили эти ребята из «Прометея».

Он вгляделся в здание каким-то новым взором.

– Я вижу на зданиях золотую пыль… – озадаченно сказал он. – Смотрю вторым зрением, и… ты не поверишь, Рут. Тут везде золото. Это место какое-то… колдовское, прости за банальность.

– На здании есть защита?

– Пока не вижу. Кларисса сказала, что защита может выглядеть как символы, похожие на иероглифы древних языков. Их можно написать даже на стене, и если был проведен ритуал освящения, то они вышибут любого.

– И какие ощущения?

– Холод собачий, – отозвался он. – А если серьезно, то со зданием что-то не то. Ладно, идем.

Они приблизились к двустворчатой двери, закрытой тяжелым засовом, который уже врос в дерево. Она сдвинула его, но створка не поддавалась, заклинив от времени и непогоды.

– Да чтоб тебя!

Высадив по старой привычке дверь ногой, Рут вошла первая. Луч фонаря стрельнул по углам, высвечивая пустые кормушки, ящики и прочую рухлядь. Пятно света поймало какие-то старые шины, нагроможденные друг на друга. Данила пролез следом, постоянно отряхиваясь. Вскоре зажегся второй фонарь.

Здесь было тихо. Слышалось только мерное капание воды. Здание, можно сказать, отсыревало свой век.

Они принялись шуровать по грязи, то и дело ругаясь, натыкаясь друг на друга.

Данила выглядел встревоженным и взволнованным одновременно. Он видел все в двух измерениях: простом, где царила разруха, и настоящем, полном золотой пыли. Он мог ее коснуться, и та липла к пальцам: воздушная, невесомая… Интуитивно напрашивался вывод, что это прах. Словно облетевшая кожа…

Кто-то умер здесь. И он понимал, кто.

Божества. Те странные архитекторы. Пчелы, делающие мед из Хаоса…

Вспомнился стих, который в детстве читала ему мама… «Вересковый мед» Роберта Луиса Стивенсона о малютках-медоварах.