К десятому веку полноправными хозяевами Северного Причерноморья стали славяне, построившие на берегах Керченского пролива Тмутараканское княжество. В начале четырнадцатого века город вошел в состав генуэзских колоний в Северном Причерноморье, центром которых была Феодосия. После захвата генуэзских колоний турками в пятнадцатом веке Керчь отошла к Османской империи. При турках город пришел в упадок, не выдержав регулярных набегов запорожских казаков, а по итогам русско-турецкой войны в восемнадцатом веке Керчь с прилегающей территорией отошла к Российской империи.
В общем, в Керчи есть на что посмотреть и помимо железнодорожного вокзала…
Кровать в четырехместном номере убитого хостела «Усадьба графа» — это лучшее, на что я могу рассчитывать за свои пятьсот рублей. И это еще с учетом «не сезона». Вообще-то я умею торговаться, но это умение в Крыму не помогает. Крымчан «ан масс» не интересуют чужие умения. Крым — это территория абсолютной свободы, в том числе от здравого смысла. Летом за любую пригодную для проживания туристов койку здесь попросят полтора «косаря»…
Время еще не позднее, я не желаю сидеть в четырех стенах.
— Не подскажете, я попаду на этом троллейбусе к морю? — вежливо спрашиваю у старика интеллигентного вида, в больших роговых очках с толстыми стеклами.
Он смотрит на меня удивленно.
— К морю? Конечно…
У меня есть два варианта — пойти на набережную или подняться на гору Митридат. На горе оборудована смотровая площадка, откуда хорошо просматривается чудо российской инженерной мысли — Крымский мост. Но я выбираю набережную. Мне не нравится Крымский мост. Вернее, я глубоко к нему равнодушен. Хотя бы потому, что при строительстве этого чуда был фактически уничтожен остров Тузла. И я не понимаю, зачем нужно было это делать.
Тузла — не первый в мире остров, который оказывается на дороге у мостостроителей. В одном из ранних проектов Эресуннского моста, соединившего датский Копенгаген и шведский Мальмё, тоже предполагалось закатать в асфальт остров Сальтхольм в Эресуннском проливе. Но под давлением общественности мостостроители пересмотрели свои планы и оставили Сальтхольм в покое, потому как там гнездились птицы. А для мостовых нужд намыли из песка и скальной породы четырехкилометровый искусственный остров Пеберхольм, который потом тоже превратили в заповедник.
Теперь в Эресуннском проливе два острова и мост, а в Керченском проливе только мост, и жителей Крыма этот печальный факт почему-то не возмущает. А ведь у российского и датского островов даже названия схожи до степени смешения: Сальтхольм — «соль-остров» в переводе с датского. Тузла — «соленое место» в переводе с татарского.
Нет, проектировщиков Крымского моста я понимаю, им совершенно наплевать и на каждый отдельный остров, и на все острова в Керченском проливе, вместе взятые, они-то не местные, они хотели как проще, а мостостроители хотели как можно быстрей освоить кучу бюджетного бабла, ведь за большие бабки можно и маму родную в опору забетонировать. Я не могу понять керчан. Почему они даже не пытались возмутиться? А вдруг бы им удалось отстоять Тузлу в своем родном Керченском проливе? Почему им-то было наплевать?
Впрочем, эти же вопросы можно сформулировать иначе. Можно спросить: почему не возмущался я? Ведь знал, что принято именно такое проектное решение? Почему молчал, когда Тузлу распахивали бульдозерами, превращая в часть Крымского моста? Ну да, мой родной Обск отделяют тысячи километров от Керченского пролива, и едва ли мои земляки смогли бы понять и разделить мои опасения за судьбу песчаного кусочка суши длиной всего в шесть километров. Но я ведь тоже часть России. Почему я не возмущался в социальных сетях? Почему не попытался найти единомышленников?
И даже если бы единомышленников не оказалось, я вполне мог организовать одиночный пикет. А что? Разве нельзя было в одиночку пройтись по центральным улицам Обска с плакатом «Строители Крымского моста, руки прочь от Тузлы!». Максимум что грозило бы мне за несанкционированный митинг — два часа в горотделе полиции. Это что, большая плата за попытку помешать произволу чиновников? Зато потом я мог бы сказать сам себе, что сделал все возможное для спасения острова. Выходит, мне на Тузлу тоже было наплевать, как и всем керчанам…
Выхожу из троллейбуса на остановке «Площадь Ленина». Игнорирую Большую митридатскую лестницу, спускаюсь вниз по улице Театральной к набережной. Со стороны пролива наползает туман, со стороны города — сумерки. Вдоль набережной горят веселенькие фонарики, люди неспешно прогуливаются, вдыхая сырой воздух, кормят лебедей-шипунов. Эти красивые птицы каждый год прилетают в Крым на линьку и зимовку. Знают толк в хороших местах…
Он подходит откуда-то сбоку, тихо присаживается рядом на лавочку и вежливо говорит:
— Меня зовут Юрий Сингулярный. А как зовут вас?
Я вздрагиваю от неожиданности и протягиваю руку для рукопожатия:
— Ульян.