Ульян едет в Крым

— Я — поэт-депревист, — доверительно сообщает мой собеседник, крепко пожимая протянутую руку. На нем старомодное длиннополое пальто, вокруг шеи несколько слоев красного шарфа, а на коротко стриженной ушастой голове криво сидит вязаный берет.

— Какой вы поэт, простите?

— Депревист… Я часто гуляю здесь вечерами. А вас вижу впервые.

— Я недавно приехал…

— Тогда все понятно. Не теряйте времени, сударь, любуйтесь нашими просторами, — предложил поэт-депревист, картинно махнув рукой в сторону моря. — Я пью Отечество свое глотками мелкими из ложки, так водку пьют до неотложки, до черта в ступе, до гармошки, когда застолье запоет. Так пьют из ухарства, вином небрежно запивая водку, до ходки в гиблую Находку, до — не спасет ни сталь, ни подкуп, в итоге забываясь сном. Я пью свое назло врагу, чужое — было бы противно. Пусть это выглядит картинно, я пью до одури, до «Крымна»… но все напиться не могу.

— Это ваши стихи? — уточняю я.

— Да, — скромно сообщает Сингулярный. — Хотите, я вам еще что-нибудь свое почитаю?

Я пытаюсь сообразить, как мне лучше ответить, но поэт-депревист в моих ответах, похоже, не нуждается.

— Эсхилл проснулся… Это название такое… — он набрал в легкие побольше воздуха. — Призывно за окном шумят Афины, ночная жизнь затеплится вот-вот, но взгляд уже не ясный, а совиный, и ложе недвусмысленно зовёт. Сон не идет. И мысль в иные сферы уводит, чуть назойливо дразня: ведь здесь клопы сосали кровь Гомера. А вдруг дойдет черед и до меня? И гения прекраснейшие гены меня изменят, и тогда ментально стану я умнее Диогена, что, впрочем, помня бочку, ерунда. Зато во мне, опережая время, проснутся Аполлоний, Мосх, Эсхил… И тут меня кольнуло что-то в темя. Да чтоб тебя… И вот пишу стихи.

— Вообще-то я в стихах не очень… — предупреждаю на всякий случай.

— Интуиция мне подсказывает, что вы либо художник, либо архитектор. Но точно имеете прямое отношение к искусству. Я прав?

— Не совсем. Я — писатель-фантаст. А литературная фантастика — это как бы не искусство. Скорее, ремесло.

— Да, наша неожиданная встреча не была случайной. Беседа становится все интересней и интересней, — оживляется мой собеседник, поправляя беретку. — Итак, вопрос по существу: о чем вы пишете, коллега? Не возражаете, если я буду вас так называть?

— Не возражаю. О разном.

Я пока не знаю, с какой стороны ждать подвоха от поэта-депревиста, поэтому стараюсь говорить быстро, короткими, рублеными фразами.

— Об инопланетном разуме, например, пишете?

— Бывает.

— Прелестно!

Где-то на соседнем столбе динамик перестает изливать на наши головы популярную музыку, и какой-то диджей Федул с радиостанции «Керчь FM», периодически срываясь на смех, сообщает нам, что завтра-послезавтра, согласно данным Крымгидромета, в Керчи ожидаются похолодание до нуля, мокрый снег и сильный северо-восточный ветер, скорость которого превысит 17 метров в секунду.

— Пройдут дожди, пройдут наверняка, — сразу реагирует на климатическую новость Юрий Сингулярный. — Во тьме ночной, в глазах не отразимой, пройдут, не опустившись до «пока», холодные заснеженные Зины. Пройдет в тумане брызнувший рассвет, не обнажая призрачные зори. Пройдут, не оставляя лишний след, случайные, как приступ, мезо… Зои. Они пройдут, спеша за горизонт, и не оставят в памяти ни тени… А я останусь коротать сезон, предавшись обольстительнице — Лене.

— Да уж… — говорю я, поскольку не знаю, что еще можно в данной ситуации сказать.

— Простите, коллега, я вас перебил совершенно по-хамски. Вы хотели рассказать мне про свою книгу, над которой трудитесь в данный момент…

— Хотел рассказать? — я уже начинаю уставать от его настойчивости.

— А разве нет? Так о чем же ваша книга?