Улисс

Такого ты во всю переднюю жизнь не видал. Е-бо, если б этот лотерейный билет шмякнул его по чердаку, уж он попомнил бы эти скачки на Золотой Кубок, так и знай, но, е-бо, тогда б Патриота повязали за нападение с избиением, а Джо за пособничество и подстрекательство. Возница спас ему жизнь, что погнал вскачь. Так же точно, как что Бог сотворил Моисея. А? Исусе, точно, что спас. И он пустил залп проклятий ему вдогонку.

– Я пришиб его,– грит,– или как?

И кричит долбаному псу:

– Взять его Герри! Взять его, малыш!

И, напоследок, мы увидели как долбаная коляска свернула за угол и старая овечья морда на ней руками машет, а долбаная дворняга метёт следом, аж уши за спиной полощутся, чтоб разодрать его на долбаные части. Сотню за пять! Исусе, он содрал с него сколько причитается, я те отвечаю.

Когда ж, о диво, разлилось вкруг всех их великое сияние и узрели они колесницу, где Он стоял, возносясь к небесам. И узрели они его в колеснице, облаченного сиянием славы, в одеждах блистающих подобно солнцу, ясных как луна и грозных, ибо не смели они взглянуть на него. И дошёл голос с небес, воззвавший: ИЛИА! ИЛИА! И ответил он громким криком : АББА! АДОНАИ! И узрели они Его также Его, бен Цвейт Илию, средь облак из ангелов, возносимого к славе осиянной, под углом в сорок пять градусов над трактиром Донахью на Малой Грин-Стрит, как взброс с лопаты.

* * *

Летний вечер постепенно охватывал мир своим таинственным объятием. Далеко на западе садилось солнце и последний отблеск столь быстролётного дня любовно длился над морем и над прибрежным пляжем, над горделивой вершиной старого милого Тёрна, извечного опекуна вод залива, над зеленью утёсов вдоль берега у Сэндикова и (пусть в заключение, но столь же значимо) над мирным храмом, откуда порой изливались в вечернюю тишь звуки молитвы к той, чьё чистое сияние являет вечный маяк в бушующем сердце человека – к Марии, путеводной звезде.

Три подружки сидели на камнях, наслаждаясь картиной вечера и свежим, но не промозглым воздухом. Давно уж и довольно часто хотелось им прийти сюда, в излюбленный их уголок и, близ искристых взблесков волн, всласть поболтать, обсуждая чисто женские дела и вопросы. Кисси Кэфри и Эди Бодмен с младенцем в колясочке, а также Томми и Джеки Кэфри – два кудрявоголовых мальчугана в матросских костюмчиках и в одинаковых шапочках, где печатными буквами значилось БЕЛАЙСЛ: К.Е.В. Ведь Томми и Джеки близнецы, которым всего-то четыре года отроду, причём весьма шумливые и избалованные близнецы, хотя, вобщем, премилые крохи с весёлыми смеющими личиками – просто прелесть. Вот они и возились в песке со своими лопатками и ведёрками, строя крепости, как заведено у детишек, либо бегали за своим большущим многоцветным мячом, полные счастья, как долгий ясный день. А Эди Бодмен покатывала туда-сюда колясочку с младенцем-ангелочком и этот юный джентельмен прямо-таки захлёбывался от восторга. Ему исполнилось всего одиннадцать месяцев и девять дней. Но этот, совсем ещё малюсенький пупсик, начинал уже лепетать свои первые младенческие слова.

Кисси Кэфри склонилась над ним: пощекотать его пухленькие щёчки и прелестную ямочку на подбородке.

– Ну-ка, малыш,– сказала Кисси Кэфри.– Скажи-ка нам, хорошо-прехорошо. "Я хочу водички."

И крохотулька пролепетал за нею:

– А аньк аньк абонь.

Кисси Кэфри немножко потискала ребёночка, уж очень она любит малышат, и столько у неё с ними терпения, вон Томми Кэфри, например, нипочём не заставишь принять касторовое масло, покуда она, Кисси Кэфри, не возьмёт его за нос и не пообещает ему хрусткую горбушку от буханки чёрного, намазаную золотистым повидлом. Просто мастерица найти к ним подход эта девушка! Но и ребёночек в коляске, ах! – просто золотко и загляденье в его новых цветастых ползунках. Так что всякие там порченые красотки, вроде Флоры МакФлинси, не идут ни в какое сравнение с Кисси Кэфри. Не сыскать другой такой чистосердечной девушки на свете, с неизменной улыбкой в её цыганистых глазах и весёлым словцом на алых, словно спелая вишня, губках – что за прелесть эта девушка! Вон и Эди Бодмен рассмеялась на забавный лепет своего братика.

Но в этот момент между мастером Томми и мастером Джеки случилось маленькое разногласие. Мальчишки есть мальчишки, и наши двое близнецов не составляют исключения из этого золотого правила. Яблоком раздора послужила одна из песчаных крепостей, которую выстроил мастер Джеки, а мастер Томми чуть было не испортил, намереваясь архитектурно дополнить парадной дверью, как у башни Мартелло. Но если мастер Джеки был упрям, то мастер Томми тоже не подарок и, согласно пословице, что для каждого малыша-ирландца дом это его крепость, он дал отпор назойливому сопернику да так, что посягнувший крепко пострадал и (ах, какая жалость!) вожделенная крепость тоже. Нечего и говорить, что вопли расстроенного мастера Томми привлекли внимание подружек.

– Поди-ка сюда, Томми,– повелительно окликнула его сестра.– Сию минуту! А тебе, Джеки, стыдно толкать бедняжку Томми в грязный песок. Ну, погоди – схлопочешь ты у меня.