Улисс

Какой-то миг она молчала с явной грустью, потупив взор, и собиралась уже дать ответ, но что-то вдруг сдержало слова на устах. Хоть и хотелось высказаться, однако, достоинство подсказывало промолчать. Хорошенькие губки чуть надулись, но она тут же подняла глаза и рассыпалась радостным смехом, юным подобием свежего майского утра. Уж кому, как не ей, знать с чего это косоглазка Эди завела такие речи – намекнуть, что он поостыл в ухаживании, а на самом деле это просто размолвка влюблённых. Ясное дело, кое кто готова просто нос вывихнуть за парнем, который гоняет на велосипеде под её окном, туда-сюда. Просто сейчас отец не выпускает его по вечерам, чтоб подзанимался и хорошо сдал, ведь после школы ему поступать в колледж Троицы и учиться на доктора, по стопам его брата В. Е. Вайли, который участвует в велогонках за Студенческую Команду коллежда Троицы. Его, наверное, не слишком-то заботит каково ей всё это, как порою в сердце глухо ноет пустота, пронизывая до глубины. Впрочем, он ещё так юн, хотя возможно, со временем, ещё научится любить её. В семье у него все протестанты и, конечно, Герти знала Кто превыше всех, а за ним Всеблагая Дева, а потом Святой Иосиф. Бесспорно, он привлекателен и выглядел тем, кем был – джентельмен каждым своим дюймом, а также формой головы, сзади, когда без кепки, она ведь всё примечает, если что-то необычное, и как он заворачивает велосипед у столба, не держа руль руками, и какой приятный аромат у тех дорогих сигарет, да и к тому же они ростом так подходят друг другу, вот почему Эди Бодмен позволила себе так мерзко поумничать, раз он перестал раскатывать туда-сюда перед её палисадничком.

Одета Герти была просто, но с инстинктивным вкусом прирождённой Модной Дамы, что-то ей подсказывало – а вдруг он встретится. Изящная блузка цвета голубой электри́к—собственоручной окраски (потому что ДАМСКИЙ ИЛЮСТРИРОВАННЫЙ полагал, что в этом сезоне в моде будет голубой электри́к)—с манящим разрезом вниз, до ложбинки, и карманчиком для платка (где она всегда держала клочок ваты с ароматом её любимых духов, потому что платок портит контур) и матросская, в три четверти, юбка свободного кроя великолепно подчёркивали её тонкую грациозную фигуру. На голове кокетливая миленькая шляпка широкой чёрной соломки с контрастной отделкой из подкладки синеватой шенили, а сбоку узел-бабочка того же оттенка. Весь прошлый вторник она охотилась за такой шенилью и, наконец, нашла в самый раз на летней распродаже у Клери, чуть залёжанная, но никто даже не заметит, два и пенни за всё про всё. И она сама же и мастерила, а потом так обрадовалась, когда примерила и улыбнулась своему милому отражению в зеркале! Потом она натянула её на кувшин, чтоб сохранялась форма, зная что теперь наверняка собьёт спесь кое-кому из её знакомых задавак. И туфли на ней были новейшей моделью обуви (хоть Эди Бодмен и задается, что у неё размер petite, но у неё никогда не было и не будет такой ножки, как у Герти МакДовел – номер пятый), с лакированными носочками и с одинарной изящной застёжкой на её высоком подъеме. Её, классическая по форме, лодыжка демонстрировала свои превосходные очертания из-под юбки, показывая—в пределах пристойности и не более того—её пропорциональные конечности, обтянутые чулками-паутинкой, с высокой пяткой и широким верхом для подвязки. Что касается нижнего, то это всегда было первоочередной заботой Герти и кто их тех, кому ведомы трепетные надежды и страхи семнадцатилетия (хотя семнадцать ей уже исполнилось), наберётся духу порицать её? У неё имелись четыре набора для смены, с ужасно миленькой вышивкой, из трёх предметов, да ещё ночнушка, а каждый из наборов с отделкой из ленточек своего цвета—розовый, голубой, фиалковый и бледно-зелёный—и она их сама высушивала и подсинивала, когда они возвращались домой из стирки, и гладила тоже сама, у неё даже есть кирпич, чтобы ставить утюг, потому что прачкам она не доверяет, когда убедилась, что они прожигают вещи.

Она одела голубое – привлечь удачу, всё ещё надеясь, всему наперекор, к тому же это не только цвет девичьей удачи, но ещё и её цвет – как тут не одеть что-нибудь голубое, потому что на ней было зелёное в тот день, когда отец загнал его домой готовиться к экзаменам, а кроме того ей подумалось, вдруг ему удасться выйти на улицу, потому что когда она одевалась сегодня утром, то чуть было не натянула свои старые наизнанку, а это уж к удаче и к встрече влюблённых, если одеваешь такие вещи наизнанку, если только это не пятница.

И всё-таки, и всё же! Это озабоченное выражение её лица! Щемящая неизбывная грусть не покидает её. Душа её вся целиком прихлынула к её глазам и она весь мир бы отдала, только бы оказаться в привычной уединённости своей комнаты, где смогла бы дать волю слезам и выплакаться хорошенько, облегчить свои угнетённые чувства. Впрочем не чересчур, потому что она умела очень мило проливать слезы перед зеркалом. Ты прелестна, Герти, говорило оно ей.