Улисс

Но он отвечал весьма складно, что истинное положение дел начисто противоположно их домыслам, ибо он вечный сын и девственик вовеки веков. На что веселие их взбурлило ещё более, и они представили, как на театре, курьезный обряд его брачного сочетания с показом обезодёженья и обесцветоченья девиц, по обряду священиков Мадагаскар-острова, где молодая обряжена в белое с шафрановым, жених же в белом и торчащем, с непременным возжиганием нарда и свечей на ложе молодых, а священослужители при том распевают славословия и гимн Ut novetur sexus omnis corporis mysterium, покуда он её на нём обездевствует. На это он выдал им пленительную плевственную оду—творение утончённейших поэтов: мастера Джона Мандона и мастера Френсиса Маймонта—из ДЕВИЧЬЕЙ ТРАГЕДИИ, писанную для подобного же сочленения любящих: В КРОВАТЬ, В КРОВАТЬ шло в ней как бы припевом исполняемым с аккомпаниёбельной слаженностью на целколомчелях. Изысканно сладостная и нежнейше прельстительная эпиталама для юных любвевкушателей, вводимых нимфосвитой с благоухающими факелками на квадропедный просцениум для бракосоития. "Они сочно сочетались,"– сказал мастер Диксон, взвеселясь,– "но слышь-ко, юный сэр, лучше б им прозываться Манда и Мамонт – из подобного совокупления воистину многое может выйти." Молодой Стефен на то ответил, что и впрямь, насколько помнится, у них было одно мнение на двоих и одна шлюха для перемены в восторгах сладострастья, ибо жизнь бурлила весьма высоко в те дни, и обычай страны снисходил к таковому. Не сыскать, продолжал он, более великой любви, нежели в друге, который подкладывает жену свою другу своему. Пойди-ка отмочи такое ж, ибо так—или в таком роде—говорил Заратустра, когдатошний лектор французской литературы на жалованьи от короны в университете Оксхвоста, и не родился ещё человек, коему с большим вниманием внимало бы человечество. Нелегко ввести чужака в свою башню, зато у тебя будет лучшая из подержанных кроватей. Orate, fratres pro memetipso. И да взвопим "аминь!" всем миром. Вспомни, Эрин, твои поколения и дни былые, как ты тихо сидела подле меня и моего слова, но привела чужака к моим вратам, вершить прелюбодейство у меня на глазах и жиреть и брыкаться как валаамица. Так-то согрешила ты против света и сделала меня, твоего господина, рабом прислужников. Воротись, воротись клан Милли: не забывай меня О, Майлесин. Почему ты свершила эту мерзость мне и отшвырнула меня ради торговца корешками ялапы, и отринула меня к романцам, и индийцам с тёмной речью, с коими же дочери твои возлежали прельстительно. Зри же теперь вперёд, народ мой, на землю обетованную, воззри с Хореба и с Нибо, и с Пиего, и с Хеттенских Рогов на землю, где текут молочные и денежные реки. Но меня ты вспоила молоком горечи: и поцелуем пепла коснулась ты уст моих. Эта мгла внутренняя (рёк он далее) не просветилась вразумлениями греко-семидесяти ветхих заветов, ни возвещением с небес Востока тому, кто взломал врата адовы, побывав во тьме запредельной. Свыкание снижает ужасание (как говорил Туллий о любезных ему стоиках), и Гамлет, отец его, являет принца без наименьшей искорки зажигательности. Дохляк-аморфник в полдень жизни это ж просто чума египетская и наиподходящие ubi и quomodo для ему подобных – сумрак предрождения и посткончины. И поскольку концы и пределы всех вещей определяются—в некотором смысле и мере—их зачатием и происхождением, то многосложное соответствие вызывающее послеродовой рост, состоящий из регрессивных метаморфоз последующего уменьшения и снижения, что приведёт к финалу, согласно с природой, ибо в этом суть нашего субсолнечного существования. Пожилые сестры втаскивают нас в жизнь: мы орём, тучнеем: резвеем, вклиниваемся, сщепляемся, отваливаемся, усыхаем, умираем: над нами, мертвыми, они склоняютя. Сперва спасение от вод старого Нила, меж камышей в ложе из плетеного ивняка: под конец расселина в горе, укромная могила, где слышны лишь рыки горных барсов и опоссумов. И поскольку ни один человек не знает ни гдешность своего захоронения, ни к каким оно приведёт процессам, ни того Тофет ли ему назначен, или Эдемвиль, подобным образом же всё сокрыто, когда оглянулись бы мы из тех сфер удаленности на чтотность нашей ктотности в опосредственной гдетности.

На что Резвец Кастелло завел было Etienn chanson, но он воззвал к ним вопленно: – Внемлите: мудрость воздвигла себе дом, этот обширный величавый древневзведённый склеп, кристальный дворец Творца, где всё с иголочки, пенни тому кто найдет хоть пятнышко.

Воззри на дом что мастер Джек возвёл,
Полны в нём закрома, обилен стол,
Там, где когда-то Джек вбил первый кол.