Улисс

– У Маллармэ, знаете ли,– сказал он,– есть замечательные стихи в прозе, которые мне читал в Париже Стиви МакКенна. Одно даже про Гамлета. Там говорится: il se promene, lisant qu livre de lui-meme, знаете ли, читая книгу самого себя. Он описывает ГАМЛЕТА представленного во французском городке, знаете ли, в провинции. На афише значится.

Его свободная рука грациозно выписывала в воздухе тонкие знаки:

HAMLET

ou

LE DISTRAIT

piece de Shakespare

Он повторил вновь для собравшихся:

– Piece de Shakespare, знаете ли, это так по-французски, французский взляд на вещи. Hamlet ou…

– Чокнутый попрошайка,– договорил Стефен.

Джон Эглинтон рассмеялся.

– Да, пожалуй что так,– сказал он.– Отличный народ, несомненно, но убийственно недальновидны в некоторых вопросах.

Помпезное и затхлое возвеличивание убийства.

– Душегуб, как назвал его Роберт Грин. Недаром был он сыном мясника, что орудовал убойным молотом, сплюнув в ладонь. Девять жизней взяты за одну жизнь его отца, Отец наш томящийся в чистилище. Гамлеты в хаки стреляют не задумываясь. Кровью брызжущие бойни в пятом акте предсказание концентрационного лагеря, воспетого м-ром Суинберном.

Кренли и я, его безмолвный адьютант, взирающий на битвы издали.

Юнцы над грудой врагов-убийц,
Нам не о чем сожалеть

Меж усмешкой сакса и окриком янки. Меж молотом и наковальней.

– В ГАМЛЕТЕ они усмотрят лишь историю с привидениями,– сказал Джон Эглинтон в поддержку м-ра Беста.– Как мальчик-толстячок из Пиквика, он хочет чтоб у нас мурашки бегали по телу.

О, Внемли! Внемли! Внемли!

Плоть моя слышит его: обмирает, слышит.

Коль навсегда ты…

– Да что в том призраке?– произнёс Стефен со звонкой энергией.– Некто, истаявший до неосязаемости по причине смерти, отсутствия, смены привычек. Елизаветинский Лондон так же далёк от Стратфорда, как прогнивший Париж от девственного Дублина. И что же за призрак из limbo patrum возвращается в мир забывший его? Кто он, этот король Гамлет?

Джон Эглинтон переместил своё тощее тело, откидываясь назад рассудить.

Сработало.

– В такой же как у нас теперь час дня, посреди июня,– продолжал Стефен, быстролётным взглядом умоляя их выслушать.– Флаг поднят над феатром на набережной. Медведь Соскинсын рычит в яме неподалеку, парижский сад. Матросы, ходившие в плавание с Дрейком, жуют сосиски среди зрителей в партере.

Местный колорит. Запускай всё, что знаешь. Заставь их включиться.

– Шекспир выходит из гугенотского дома на Силвер-Стрит и шагает вдоль берега усеянного пухом лебединой линьки. Но он не останавливается покормить невольную птицу, подгоняющую свой выводок лебедят к зарослям осоки. У Айвонского Лебедя мысли о другом.

Композиция места. Игнатиус Лойола, подсоби мне, скорее!

– Пошло представление. Актёр, крепко скроенный мужчина с басовитым голосом, выступает из мрака, на нём кольчуга выброшенная придворным щёголем. Это призрак, король, и не-король, и актёр этот – сам Шекспир, который отделывал ГАМЛЕТА все годы своей жизни не из тщеславия, а чтоб играть роль призрака. Он произносит слова обращённые к Бербеджу, молодому актёру, что стоит перед ним, за пределами окутывающего его савана, зовёт его по имени:

– Гамлет, я – призрак твоего отца…

Просит внять ему. У него разговор с сыном, с отпрыском своей души, принцем, юным Гамлетом и с отпрыском своей плоти, Гамнетом Шекспиром, который умер в Стратфорде, чтоб тёзка его жил вечно.

– Так неужели ж, спрашивается, этот актёр Шекспир, призрак по причине отсутствия, в одеждах погребённого датского короля, призрака по причине смерти, взывая к имени собственного сына (живи Гамнет Шекспир, он был бы близнецом принца Гамлета), мог не делать или не замечать логического вывода из этих посылок: ты – лишённый наследства сын, я – убиенный король, повинна твоя мать-королева. Энн Шекспир, урождённая Хатевей.

– Но подобное копанье в семейной жизни великого человека…– взвился Рассел.

И ты туда же, честный пятак?

– …представляют интерес лишь для приходского писаря, а нам главное его пьесы. То есть, упиваясь поэзией КОРОЛЯ ЛИРА, нам нет дела как жил поэт. Что до жизни, то наши лакеи сообщат о ней и без нас, сказал Вильере де л'Айл. Шпионить и рыться в сплетнях актёрских уборных той поры: как поэт пьянствует, сколько у него долгов. Зачем? Нам достался КОРОЛЬ ЛИР: бессмертное творенье.

Лик м-ра Беста, откликаясь на немой призыв, выразил согласие.

Да струятся над нами волны твои и воды твои,
Мананаан, Мананаан MaкЛир…

Выкусил, сэр, тот фунт, что он одолжил тебе, когда ты изнывал с голоду. Клянусь, мне нужно было. Вот тебе благородный метал. Ну-ну! Большую часть ты выметал в постель Джорджины Джонсон, дочки священика. Укусы cамоугрызений.

Но ты собираешься вернуть?

О, да.

Когда? Сейчас.

Ну… нет.

Когда же?

Я оплатил свой путь. Я оплатил свой путь.