Улица Яффо

Верный своему обещанию Аврам Леллуш пытался помочь Жоржу на законных основаниях вернуться домой или, по крайней мере, получить обратно землю и имущество. Но проиграл во всех инстанциях. Кнессет принял ряд законов – Закон о возвращении, Закон о собственности отсутствующих лиц и Закон о гражданстве. Евреи со всего мира получили право «вернуться» в Израиль и стать его гражданами, даже если они никогда там не жили. Всем неевреям, родившимся в стране, но покинувшим место жительства во время войны, было отказано в праве возвращения домой; их имущество было конфисковано трастовой компанией. Под международным давлением нескольким тысячам арабов было предоставлено право воссоединиться с родными, но то было исключение. Лишь немногим арабам, которые смогли продержаться в своих домах, было предоставлено израильское гражданство – однако их контролировали законы военного времени. Не помогли даже хорошие связи Аврама Леллуша. Все было потеряно.

* * *

Благодаря бабушке Амаль ничего не забывала. Бабушка перечисляла имена соседей. Названия улиц. Рассказывала о том, как грохочет море зимой, о горячем дыхании хамсина, от которого желтеют листья уже в апреле. Воображение было обращено полностью в прошлое – дабы удержать утраченное. А тем временем мимо них пролетало будущее. Холодная война, хулахуп и водородная бомба. Юбки-пачки и сталинские высотки. Коко Шанель и Фидель Кастро. «Тюремный рок» [48] и Мао Цзэдун. Мохаммед Мосаддыг [49] и «кадиллак эльдорадо». «Серебряные стрелы», реактивные самолеты и Мэрилин Монро. Но над шатрами «Аиды» время остановилось.

Когда название «Палестина» исчезло из атласов, Израиль и Иордания надеялись, что исчезнет и палестинская идентичность. Но произошло обратное: общая судьба скрепила беженцев. Бедные и богатые, крестьяне и горожане, мусульмане и христиане, мужчины и женщины – все они потеряли то, чем владели, но у всех осталась одна цель. От них Амаль узнала, что значит быть палестинкой: быть деревом без почвы, находящим воду там, где она не течет. Матерью, которая кормит детей дождевой водой там, где нет крыш. Открытым огнем, на котором можно печь хлеб, варить кофе и делиться с незнакомцами. А из камней, которые они кладут на нашем пути, мы построим дом – говорили они.

Грязевые тропы стали дорогами, брезент – крышей. В школе наконец-то появилось электричество. Амаль помогала делать футбольное поле. Она научилась, как сшить хорошее платье из плохой ткани и как сажать овощи на крыше. И всегда сопровождала Жоржа в его поездках в Вифлеем. Ему было на пользу встречаться с торговцами в Старом городе. Вместо товаров они обменивались историями. Жорж принимал стакан чая и немного выпечки, но никогда – милостыню. Бишара дает, но не берет, говорил он дочери. Она никогда не показывала вида, что голодна.

* * *

Больше всего Жорж любил бывать у Азиза, который держал небольшое кафе в Старом городе. Амаль называла его «аммо», дядя. У дяди Азиза были озорные глаза; худой как жердь, он гордился огромными черными усами. Он любил музыку, и у него был современный проигрыватель, открывавшийся как чемоданчик. Азиз учился в Каире и привез оттуда тонны пластинок. Жорж проводил с ним часы. Они сдружились, стали почти братьями. Азиз помогал ему снова почувствовать себя нормальным человеком. Они слушали и старые песни Умм Кульсум, и новые записи, которые Азизу присылали из Каира. Уже ночью, когда гости расходились, они включали музыку, которую понимали только они двое, – джаз из недосягаемого, сверкающего Нью-Йорка. Они читали вслух стихи из книг, стоявших на кривых полках, а иногда Азиз доставал из-под прилавка книги, о которых никто не должен был знать, потому что король запретил их. Там говорилось о сопротивлении, революции и правах человека. Если Амаль уставала, то просто засыпала на скамье в кафе. Но оставалась с Жоржем, даже если ей хотелось вернуться в палатку, потому что ей нравилось видеть отца беспечальным. Он бывал таким только здесь и только когда слушал эту музыку, как будто получал письма от друзей из лучшего мира. Телониус Монк. Чарли Паркер. Диззи Гиллеспи. Майлз Дэвис. Жорж любил слушать звуки мира, который продолжал вертеться. Иногда, когда они по едва освещенным улицам возвращались в лагерь, Амаль думала, что ночь – это благословение. Ночью не видно убожества, грязи и упадка вокруг.

* * *

Все надежды Жорж возлагал на образование детей. Он был очень строг, если Джибриль приносил домой плохие оценки, и невероятно гордился, когда Амаль окончила начальную школу с лучшими оценками в классе.

– Бери пример с сестры, – говорил он Джибрилю. – Ты – сын, ты должен будешь обеспечивать семью! Что с тобой не так?

Джибриль переживал, что не оправдывает возложенных на него надежд. Но у него были свои проблемы, ему было трудно сосредоточиться. Однажды, когда он потерял карандаш в школе, Амаль сломала свой пополам и сунула ему половинку, пока никто не заметил. А когда ему случалось ночью намочить в постель, она помогала ему замыть простыни, пока отец не увидел.

* * *