Улица Яффо

Так и случается с прошлым, думаю я: многие факторы влияют на ход событий. И, оглядываясь назад, мы выстраиваем из хаоса – историю. О моем браке можно рассказать в одном предложении: я была верна, а он мне изменял. Но мой бывший, вероятно, рассказывает об этом по-другому. Если честно, то нельзя сказать, будто я совсем уж непричастна. Случилось именно то, чего я пыталась избежать. Я выстроила для нас крепость. С толстыми стенами. Мне это давало безопасность, а его лишало воздуха.

– У Морица никогда не было романа?

– Что ты. Он был самым верным мужем на свете.

– Ты думаешь, это Виктор навел спецслужбы на Морица?

– Я думаю, что наоборот. Он пытался защитить своего друга как можно дольше. Но его возможности были куда скромнее, чем думал Морис.

Это была третья версия его истории: Мориц понимал, что попался. Ему следовало покинуть страну. Так или иначе. В конечном итоге, видимо, все сошлось вместе.

– Ты уверена, что он не согласился на работу в Каире?

– Да. Он уехал в Германию, чтобы скрыться от этих людей.

– Но где же тогда он встретил мать Элиаса?

Жоэль смотрит на меня с недоумением:

– Я рассказала тебе все, что знаю, дорогая. Честное слово.

Значит, единственный ключ у Элиаса. Я должна поговорить с ним. Если он все еще хочет меня видеть.

* * *

Уже вечер, и люди в белом принимаются собирать свои вещи. Полицейский снова пытается вежливо выставить нас за порог, но мы не поддаемся.

Siamo residenti, мы здесь живем.

Он разговаривает с комиссаром по телефону, а затем признается, что закон связывает ему руки. Нам не разрешается заходить только в гараж. И он узнал, что синьора – знаменитая оперная певица, complimenti, поздравляю. Потом он уходит ужинать, а мы возвращаемся в наш дом.

– Ты действительно широко известна? – спрашиваю я у Жоэль.

Она смеется:

– Известна только моему арендодателю – тем, что не могу оплатить счета за электричество.

* * *

Мы забираемся в наши постели в гостевой комнате. Жоэль разложила на покрывале старые фотографии – хрупкий защитный слой из бумаги и воспоминаний. Интересно, как там сейчас Элиас в своей камере?

– Я пойду с тобой, – говорит Жоэль в тишине.

– Куда?

– Ну, к нему.

* * *

Il carcere, тюрьма Палермо, находится в каких-то считаных шагах от главных туристических достопримечательностей. Пальмы перед стенами. Красота и уродство – это сицилийские близнецы.

Я боюсь снова увидеть Элиаса. Я чувствую себя виноватой. И злюсь на него.

Мы продираемся через кордоны безопасности. Нас обыскивают так, словно мы невесты мафии. Стоим в очереди с женщинами в спортивных костюмах и пластиковых шлепанцах. Жарко, воняет потом и мочой. В воздухе витает агрессия. Толстый полицейский ведет нас в комнату для свиданий, расположенную в стороне от большого зала, где встречаются другие заключенные. Внезапно я узнаю жену Элиаса – она идет навстречу, держа детей за руки. Лица у детей угрюмые, мать что-то возмущенно выговаривает им. Узнав меня, она шипит, проходя мимо:

– Стыдитесь!

Сказала будто сплюнула.

* * *

Элиас сидит за обшарпанным столом. Когда мы входим в маленькую комнату, он встает. В свете неоновой лампы я вижу, что у него рассечена бровь. Костяшки пальцев сбиты. Но удивительным образом он, похоже, вполне владеет собой. Я избегаю его взгляда. Толстый полицейский, который привел нас, закрывает дверь и садится на стул у стены. Мне вдруг хочется перенестись отсюда куда-нибудь как можно дальше. Я бы хотела, чтобы всего этого никогда не случалось. Но теперь я часть этой истории. Мы стоим друг перед другом в молчании, пленники прошлого.

– Как дела? – осторожно спрашиваю я. Прозвучало это как-то нелепо.

– Великолепно, спасибо большое.

– Они нашли твои отпечатки пальцев на пистолете. Почему…

– Синьоры, – монотонно произносит полицейский, – напоминаю, что вам запрещено обсуждать что-либо, имеющее отношение к расследованию.

Элиас насмешливо взглядывает на меня и садится за стол.

– Вы что, добровольные помощники полиции? Вообще-то, я уже имел удовольствие быть допрошенным.

Вы и я. Ты мне либо друг, либо враг – вот как далеко мы зашли. Я сажусь напротив.

– Почему ты солгал? – шепчу я.

– Они бы сразу меня заподозрили.

Жоэль тоже садится и достает сигареты. Предлагает ему. Он отказывается, что ее не удивляет.

– Мы пришли не потому, что желаем вам зла, – говорит она спокойно, но твердо. – Мы хотим только справедливости. Ради моего отца.

«Мы». Жоэль включает и меня. Когда есть трое, то один всегда в стороне.

– Справедливость? – отвечает Элиас. – И кто дал вам право располагаться в моем доме и отправлять меня за решетку?

– Мы тебя не сажали за решетку. На оружии, кстати, не наши отпечатки пальцев.

– Но вы за этим стоите!

– Разумеется, ведь если молоко скисло, виноваты евреи. Послушайте, господин Бишара, – голос Жоэль становится отточено резким, – то, что вы сделали с моим отцом, вы сделали и со мной.