Отец спокойно наблюдал за мной. Ждал. Это встревожило меня. Тогда я сказал, что Джибриль прав. Одному из нас нужно поехать учиться за границу.
– Женщина, которая разрывает помолвку, – воскликнула бабушка, – позорит семью!
Я продолжила: священник поможет мне получить место в университете. Но не в Канаде. Стипендия Джибриля уже перешла к другому человеку. Мне поможет маленькая община в Германии, которая сотрудничала с моей старой школой. Папа и бабушка молчали.
Затем папа сказал:
– Ты разобьешь сердце Сами.
Как будто я сама об этом не думала. Как будто это не разбивало мое собственное сердце. Я любила Сами, в этом не было никаких сомнений. Но во мне жила более глубокая любовь. Которая стремилась не к личному счастью, а к свободе для всех.
Отец надолго задумался, потом спросил:
– Ты уверена?
– Да.
Он кивнул. Это было все. Я едва могла в это поверить. Точно мама говорила и с ним. На следующий день он отправил послание Абу Сами. Моя репутация была разрушена.
Я говорила с Сами по телефону. Пыталась объяснить, что дело не в нем. А в катастрофе, которая постигла нас. И в обязательствах, которые из нее выросли. Давясь слезами, я прочитала ему ту часть стихотворения Халиля Джебрана, на которой он остановился.
Я боялась, что Сами проклянет меня.
Вместо этого он сказал:
– Германия – это хорошо. Я тоже приеду в Германию.
– Что ты там будешь делать?
– Работать. Дождись меня.
Я потеряла дар речи. Мое сердце колотилось как бешеное.
– Ты действительно так сделаешь?
– Да.
– А твоя семья?
– Ты верно сказала. Мы делаем это для них.
Папа с бабушкой были потрясены и тронуты, когда я пересказала наш разговор. Мы еще не знали, как это устроить. Получит ли он визу в посольстве. Найдет ли работу. Или обучение. Но мы знали, что испробуем все возможности.
– Бог благословил вас, – сказала бабушка.
Я положила в чемодан свое свадебное платье.
В последнюю ночь мне приснился Джибриль.
Крик Джибриля:
Мысль, бьющаяся в мозгу:
И ноги, которые бегут. Быстрее, чем мои мысли.
Прощание на мосту вышло коротким и тягостным. Папа плакал и все никак не мог меня отпустить. Я же поражалась своему спокойствию. Как будто я уже выплакала все свои слезы. С меня упало бремя. Но взамен легло другое. Я покидала родину, чтобы посвятить ей свою жизнь.
Когда унизительная процедура на границе была позади и я перешла реку Иордан, меня охватила жгучая боль. Но я была не одна. Сестра Хильдегард из протестантской школы для девочек сопровождала меня в Амман. На короткую, тайную ночь туда приехал и Сами. Рано утром я села в маршрутное такси до Дамаска, потом переночевала в монастыре. Затем поехала дальше – Стамбул, Белград, Вена. До самого Мюнхена. Путешествие длилось семь дней. Я спала в автобусах и поездах. Когда я чувствовала себя потерянной, всегда находился кто-то рядом. Незнакомые люди, помогавшие мне. Будто добрая звезда вела меня.
На Центральном вокзале Мюнхена меня встретил дружелюбный священник. Он поприветствовал меня по-английски и изумился моему знанию немецкого. На улицах лежал снег. Все было упорядоченно и мирно. Он поселил меня в церковном доме их общины. Моим первым немецким ужином стала жареная свинина с картофельными клецками и капустой. Это было легче съесть, чем произнести немецкие названия. В первую ночь мне приснилось, что со мной Башар. Мы бегали по саду и кидались снежками. Я победила, потому что он остался ребенком, а я выросла.
Каждый день я ездила на трамвае на подготовительные курсы для университета. Там были студенты со всего мира. Я говорила:
– Меня зовут Амаль. Я из Палестины.
Я писала письма в Вифлеем. Разговаривала по телефону с Сами. А однажды я вдруг не смогла до него дозвониться. Слышала в трубке гудки, но никто не отвечал.
О том, что произошло, я узнала из телевизора. Израильская армия пересекла реку Иордан и атаковала лагерь Карамех. Там жили тридцать тысяч беженцев и триста федаинов. Бойцы Арафата неоднократно пересекали границу, совершая теракты в Израиле. Взрывали бомбы на автобусных остановках, нападали на казармы, устраивали перестрелки на границе.
Лагерь был уничтожен в течение одного дня. Большинство жертв были обычные беженцы.
Арафату удалось бежать, и он объявил поражение победой. Потому что федаины героически держались до тех пор, пока израильтяне не начали отступать.
Неужели это был триумф?
Сотни погибших.
Из семьи Сами не выжил ни один человек. Сами, как я узнала позже, был убит шальной иорданской пулей.
Теперь вы знаете, почему я надела это платье.
Глава
45
Мориц глядел на свой обугленный «фольксваген». Машина сгорела до самого остова. Пожарные сворачивали шланги. На их шлемах играли синие блики от мигалки. За деревьями брезжил рассвет. Из окон общежития Макса Каде выглядывали студенты.
– Будете писать заявление? – спросил пожарный.
– Нет.
– А вы? Вы здесь живете?