Улица Яффо

Амаль помахала Элиасу, который фотографировал месье Аттиа. Он помахал в ответ и сфотографировал ее и Морица. Улыбка застыла на губах Морица.

– Затем пришла телеграмма от моего отца. Три слова: УВЕЗИ ЭЛИАСА. ПАПА. Друг достал нам два билета на корабль в Тунис. Я бросила все.

Мориц молчал. Он хотел подвести к вопросу, был ли Халиль членом «Черного сентября». Но какое это имело значение?

Амаль пристально посмотрела на него. Она будто читала его мысли.

– Мне очень жаль, – сказал Мориц, в то же мгновение осознав, насколько пусто прозвучала эта фраза. Издевательски, беспомощно.

Если бы немецкие власти позволили Амаль и Халилю закончить учебу в Германии, сейчас бы их семья жила в типовом домике где-нибудь на окраине города. Она – врач, он – инженер, двое детей. Дикие студенческие дни остались позади, все остепенились. Родительские собрания, гриль с соседями, новый «гольф».

Ваше пребывание представляет угрозу для внутренней и внешней безопасности Федеративной Республики Германия.

Это был неподходящий момент, чтобы задать ей решающий вопрос – имеет ли она отношение к убийству олимпийцев. Но Мориц не знал, что он вообще может сказать. Амаль пережила такое, что его собственная биография – это череда удач. Он молчал в растерянности. Амаль повернулась к Элиасу. Он показал ей коробочку с пленкой «кодак», подарок старика Аттиа. Амаль запротестовала и достала кошелек. Аттиа с улыбкой замахал руками.

– Ахлан ва сахлан [88], – сказал он.

Когда они прощались у магазина, Амаль напомнила Элиасу, что нужно поблагодарить Морица.

– Мерси, месье.

Она посмотрела на Морица и спросила:

– Что ты делаешь в Ид-аль-Фитр? [89]

– Я еще не знаю.

– Ты не можешь оставаться в этот день один. Приходи к нам. Я приглашаю на ужин нескольких друзей.

Глава 55

Мориц опасался, что приглашение было не просто приглашением. Но проверкой. Гостеприимное жюри из ее друзей. Настроение под конец поста было праздничным, весь Тунис веселился. После нескольких недель самоограничения жизнерадостность переливалась через край, слегка пугая Морица. Люди толпились на улицах, дети запускали петарды, в кафе гремела музыка. Запахи скорого лета мешались с ароматами горячих сладостей. Словно и не менялись местами день и ночь на несколько недель; люди веселились так, будто это их последний день.

В подъезде Амаль пахло тмином и корицей. Элиас стоял в коридоре и сфотографировал Морица, когда тот вошел в небольшую квартиру. Высокие потолки, облупившиеся стены, кое-где тронутые плесенью. В гостиной сидели мужчины, женщины, дети. Из кухни вышла Амаль. Она несла миску с салатом и смеялась.

– Это Мориц, el almani!

Все вскочили, принялись жать Морицу руку – куда радушнее, чем он ожидал, – целовать в обе щеки.

– Добро пожаловать в Тунис!

– Добро пожаловать в Палестину!

Взрослые пили пиво и кока-колу, курили «Ротманс» и «Мальборо». Мориц будто перенесся в мюнхенское общежитие. Только теперь революционеры превратились в отцов семейств. Политические функционеры без государства. Он не узнал никого из своего списка. Высшие чины, вероятно, празднуют у себя на виллах. Но и здесь не рядовые бойцы. Большинство явно образованные. Атмосфера была непринужденной. Кто-то поставил пластинку. Арабская певица, которую Мориц не знал.

Он был готов, что его станут расспрашивать. Заранее проиграл возможные сценарии и придумал правдоподобные ответы. Но, вместо того чтобы разглядывать и изучать гостя, они просто приняли его в свой круг. Несколько дружеских вопросов о Германии, о семье – и все. Для мятежников, находящихся под прицелом Моссада, они чувствовали себя на удивление уверенно, подумал он. Или это он кажется таким безобидным?

* * *

Один из гостей – черные усы и очки-авиаторы – заметил, что Мориц рассматривает фотографию над диваном. На ней были Амаль и Халиль, какими он их помнил, а между ними – Элиас, которому, наверно, лет пять. Они стояли перед разрушенным домом, изрешеченным пулями. Гражданская война в Бейруте. Они смеялись.

– Ах, Халиль! Да будет милостив к нему Аллах, – вздохнул мужчина. И, глядя на Элиаса: – У него теперь много отцов. И когда ты вырастешь, ты станешь таким же героем, как Халиль!

Элиас кивнул.

– Сфотографируй нас! – крикнул ему мужчина.

Элиас достал свой фотоаппарат и снял их с Морицем.

– Элиас, ну-ка, раздай! – Амаль протянула ему блюдо с лавашом.

Она явно следила, чтобы он всегда был у нее на глазах. Казалось, она может получить любого из этих мужчин – и холостого, и женатого. Но держала всех на расстоянии. Наверно, сыну она желает другой жизни, подумал Мориц. И мужчины относятся к этому с уважением. Амаль поставила закуски на низкий столик перед диванами.

* * *

Хумус. Баба гануш. Табуле. Лабане. Мухаммара.

Амаль излучала тепло и приветливость, и от этого маленькая, затрапезная квартирка превращалась в просторный дом, окруженный фруктовым садом. Всем хотелось находиться к ней поближе.

– Бог благословил твои руки, – сказал один из гостей.