Улица Яффо

– Слушай, Морис. Пока я жив, с тобой ничего не случится. У меня протекция, понимаешь? На самом верху.

Именно этого я и боюсь, хотел ответить Морис. Но вместо этого сказал:

– Спасибо, Виктор. Я очень признателен тебе. Но бюрократия – это совсем не мое.

– То есть хочешь опять таскать ящики?

– Я хочу работать по специальности. Это единственное, по чему я скучаю из моей прежней жизни, понимаешь?

Виктор задумчиво почесал голову.

– Ты уверен?

* * *

На обратной дороге Морис размышлял, верно ли он поступил. Но вслух ничего не сказал. Виктор подвез его почти до двери. Морис предложил ему зайти, но Виктор отговорился какой-то встречей. Поднимаясь по лестнице, Морис решил и на этот раз не говорить ни слова о Викторе. Но когда Ясмина спросила его, где он был, он рассказал про лагерь. Сказал, что поехал туда из любопытства. А потом добавил, и это не было ложью, как сильно это напомнило ему Лагерь номер 60 и как это страшно – спустя годы после Холокоста опять видеть евреев за колючей проволокой. Только охранники теперь тоже евреи. Ясмина ответила, что узнала о лагере от бывших коллег по больнице, – все имеющиеся вакцины теперь в первую очередь распределяются в лагерь, так что в больнице их не хватает.

– Они ищут медсестер, – сказала Ясмина.

Морис испугался. Он заранее был против.

– Там ужасающая грязь. Люди везут болезни со всего мира. Вот почему там колючая проволока и карантин.

– Но нам нужны деньги.

– Тебе больше не нужно работать. Скоро я буду зарабатывать достаточно, за нас двоих. – Морис взял ее за руку. – И тогда мы сможем завести второго ребенка.

Он сказал «второго», а не «нашего» из уважения к Жоэль. Но по настойчивости и неуверенности в его голосе Ясмина почувствовала, как много для него значит собственный ребенок. Она ответила уклончиво, потому что на тот момент еще не приняла никакого решения об их будущем. Она только-только осознала под ногами твердую почву.

В ту ночь они любили друг друга. Морис шептал ей на ухо, как сильно он ее любит, и Ясмина отвечала теми же словами, хотя – или, скорее, именно потому что – ощущала тихое отчаяние в его душе. Обнимая и принимая его всем телом, она чувствовала, что он цепляется за нее, как утопающий за лодку. И это почему-то претило ей, но она не понимала почему.

* * *

Через несколько дней, когда Морис собирался идти домой, у ворот порта его снова поджидал Виктор.

– Пойдем, покажу тебе кое-что.

– Я должен…

– Это совсем небольшой крюк.

Виктор весело взял Мориса под локоть, радуясь, как мальчишка, который приготовил другу сюрприз. Они прошли вдоль гавани и свернули на проспект Кармель, где стояли дома с красными черепичными крышами. Здесь когда-то была немецкая колония, основанная швабскими протестантами-темплерами, которые прекрасно ладили со всеми. До тех пор, пока некоторые из них не принялись маршировать по улицам под флагами со свастикой. Британцы депортировали их на кораблях в Австралию, где посадили в лагеря. А дома стояли и поныне. Крепкие, солидные, красивые, с немецкими надписями над дверями. Улица Яффо пересекала проспект посредине.

– Эх, германцы. Вы повсюду добрались, так? – сказал Виктор с ухмылкой.

Морис инстинктивно обернулся, испугавшись, что кто-то может услышать. Он разозлился на Виктора. Тот же прекрасно знает, что Морис решил больше не быть немцем. И знает, чем он пожертвовал ради этого. Причем из-за него, Виктора. Так что мог бы относиться к Морису хоть с минимальным уважением. И позволить ему то, что делали все сходившие тут с корабля: примерить новую жизнь, как новое пальто. Как и сам Виктор, решивший отныне быть не Виктором, а Ави. Хотя, возможно, именно тут кроется фундаментальное непонимание между ними, ведь народ Виктора был почти уничтожен, и память об этом никогда не исчезнет. Они никогда не будут равными, что бы он, Морис, ни сделал. Не в этой стране. Тут не Америка.

– Добро пожаловать в империю доброго господина Бернштейна, – сказал Виктор, указывая на разбитую витрину.

За стеклом виднелось темное помещение, покинутое и полностью разоренное. Виктор толкнул ногой покосившуюся дверь и вошел. Морис, поколебавшись, последовал за ним. Плиточный пол в грязи. Стены черные. Наверно, был пожар. Но копотью не пахло, только плесенью и мышиным пометом.

– Как тебе это нравится?

Морис не понимал, к чему он клонит. Виктор отшвырнул ногой пустые бутылки.

– Раньше тут была небольшая типография. У Бернштейна прежде была типография в Берлине. Но в тридцать восьмом твои товарищи ее разгромили. Бернштейну с женой удалось спастись. Тут им пришлось начинать с нуля. Очевидно, им приглянулся район. Люди говорили по-немецки, повсюду чистота… и какой-то темплер сдал ему в аренду помещение.

– Нацист?

– Не все немцы были нацистами. – Виктор бросил на Мориса ироничный взгляд, который тот проигнорировал. Он все еще не понимал, зачем Виктор привел его сюда. – Ты же сказал, что хочешь вернуться к прежней профессии. Вуаля!

Морис застыл в изумлении.