Но светлокожие одноклассники все равно придумали ей прозвище, которого Жоэль стыдилась, однако дома о нем помалкивала.
Впрочем, в школе у нее все было в порядке. Большую часть времени ей там нравилось. Иврит давался ей легко. Голос ее звучал громче других, когда они пели «Атикву». А постепенно нашлись и подружки, чьи волосы были такими же черными, как у нее.
Глава
24
Морис тоже делал все, что мог. Ему хотелось пустить корни, которые окажутся достаточно крепкими, чтобы питать всю семью. Каждое утро он отводил Жоэль в начальную школу на улице Ха-Парсим. Затем спускался по проспекту Кармель, подходил к своему ателье и отпирал его. Клал шляпу на маленький столик, доставал из кармана пиджака компактный фотоаппарат «Агфа Карат», который всегда носил с собой, и устанавливал его на штатив. Он любил эту тишину до появления первого клиента. Все расставлено: два прожектора, белый задник и стул, на который он никогда не садился – тот был исключительно для людей, которых он фотографировал. Поначалу клиенты были редки, один-два в день, и каждый торговался о цене. Но постепенно пошла молва о хорошей работе Мориса – и речь шла вовсе не о художественности фотографий, а о том, что цены он не заламывает и с ним всегда можно договориться, – и клиенты начали прибавляться. Молодожены, дети, семьи… и иммигранты, которых Ясмина направляла к нему, когда им разрешалось покинуть лагерь, чтобы оформить в паспортном столе удостоверение своей новой личности.
Из того времени не осталось только снимков самого Мориса, что его вполне устраивало. Он чувствовал себя в безопасности позади камеры – люди были так озабочены своими будущими портретами, что никто не интересовался фотографом. Позируя, человек обычно пытается выглядеть кем-то иным. А это требует усилий. И кому тут придет в голову, что сам фотограф – не тот, за кого себя выдает? Морис всегда держался дружелюбно и спокойно. Благодаря его сдержанности клиент становился единственным героем на сцене, а сам Морис – невидимкой.
Но у него участился пульс, когда один из посетителей вдруг поинтересовался, откуда Морис родом. Ладони тут же взмокли, и хотя внешне он остался спокоен, но боялся, что его выдаст лицо. В порту над ним была простерта охраняющая рука Виктора. А здесь, в центре города, он был одинок и беззащитен. Любой мог войти в дверь, любой мог оказаться сотрудником секретной службы. В голове зазвенели голоса, случайные обрывки слов на итальянском, иврите и немецком. Он испугался, что человек услышит его мысли. Морис стыдился своего страха, не понимая, почему он возник именно сейчас.
Однажды вечером Виктор внезапно объявился в ателье. Обнимая Мориса, он заметил его скованность.
– Что с тобой?
– Ничего.
– Проблемы с деньгами?
– Нет. Дела идут хорошо.
– Как Яэль? Хорошо она учится?
– Да, все хорошо.
Виктор сел на стул перед фотофоном и посмотрел на Мориса в упор, словно стараясь прочесть его мысли.
– Почему ты мне не доверяешь?
– Я доверяю тебе.
Виктор улыбнулся. Будто понимая, что Морис лжет.
– Ты мой единственный друг со старых времен, – сказал Виктор, уперев мускулистые руки в колени и подавшись вперед. – Может быть, мой единственный настоящий друг.
Слова эти буквально ударили Мориса, да с такой силой, к которой он оказался не готов. Они тронули, встревожили и обезоружили его. Виктор протянул пачку сигарет. Морис взял одну.
– Если кто-нибудь узнает, кто ты на самом деле, я скажу, что ты не был нацистом.
– Спасибо, Виктор, – пробормотал Морис.
Виктор поднес ему огонь.
– Что тебя тревожит? Это из-за Ясмины?
Морис заколебался, но кивнул:
– Она изменилась, и я не понимаю почему.
– В чем дело?
– Настроение у нее скачет. То сердится, то грустит без причины…
– Да, она всегда такая. Ты ж ее знаешь.
– Чем дольше мы с ней вместе, тем меньше я понимаю ее, так мне кажется. Я боюсь потерять ее.
Виктор задумался.
– Может, завела любовника?
– Она встречается с психоаналитиком. Пожилой человек.
Виктор засмеялся:
– Пусть лучше лежит у него на кушетке, чем в чьей-то постели.
– Что неудивительно, учитывая, с какими женщинами ты встречаешься.
Оба хмыкнули.
– Не пытайся понять ее, – сказал Виктор. – Какая-то часть ее всегда живет в мире грез. А ты должен удержать ее в реальности, чтобы она не заблудилась в том мире.
– Спасибо, Виктор.