Улица Пратер

Тони представился. Потом сказал, что у него тоже есть друзья: Андраш Чонт и Длинный. Они любят и уважают его за то, что он отличный спортсмен. Возможно, он станет боксером, как его дядя Оскар. Дядя уже умер, и Тони лично не был знаком с ним, но очень много о нем слышал. Дома у него висит дядин портрет, и Тони, разглядывая его, всегда думает, что станет боксером или борцом.

Тони посмотрел на лордов.

— Но, возможно, я стану и фехтовальщиком.

Джизель удивленно воскликнула:

— Ты умеешь фехтовать, Энтони?

— Конечно, хоть сейчас могу продемонстрировать.

Не успел он снять куртку, как ему тут же принесли великолепный фехтовальный костюм и шпагу. И начался поединок с лордами. С Джоном Тони покончил быстро, а лорд Филипп продержался довольно долго. На скрещивающиеся клинки сквозь цветные стекла окон падали лучи солнца, их блики скользили по мраморным плитам пола. Тони внезапно упал на одно колено и попытался нанести удар снизу. Однако Филипп вовремя заметил это обманное движение. Тогда Тони перешел к защитной тактике, а затем, когда противник на мгновение ослабил внимание, ринулся в вихревую контратаку. Клинок Тони отбил шпагу соперника, проскочил вперед — укол. Сэр Ричард закричал:

— Поздравляю, Энтони!

А Джизель сказала просто:

— Я надеюсь, мы станем друзьями. Ты придешь к нам завтра? Если захочешь, вместе поужинаем, а потом устроим фехтовальный турнир или покатаемся на лошадях…

— Возможно, я приду, — сказал Тони. — Даже наверняка. Ну, а пока сенькью, Джизель, Рик, сиюэгейн!

Они стояли в воротах замка и махали на прощание:

— Сиюэгейн, Энтони, ждем, Энтони!..

Как раз в этот момент тетя Вали вошла в комнату, и свет лампы упал на ее лицо. Оно было милым и кротким, а волосы казались совсем серебряными.

— Уже поздно, — сказала она, — ты закончил, Тони?

— Да, только что, — ответил он, закрыл тетрадь и отодвинул от себя книгу.

Его грызла совесть, но когда он лег в постель, то быстро заснул.

5

На другой день классный руководитель господин Гал проверял успеваемость за неделю. И вот тут разразился скандал.

— Кочиш, — медленно проговорил учитель, — что это такое?

Он сдвинул на лоб очки и посмотрел на Тони.

— Пять единиц. И никаких других оценок. Пять единиц! — повторил он.

В классе засмеялись.

— В сумме это как раз пятерка.

— Не остри, Герцог! — прикрикнул учитель Гал.

— А он все время острит, — рассерженно произнес Тони. — Герцог-красавчик!

— Почему это Герцог-красавчик?

— Потому что он трясется за свои чудо-джинсы.

Длинный пробормотал:

— Это верно, не любит он работать. Вчера, когда металлолом собирали… — И тут он проговорил, подражая голосу Герцога: — «Фи, ржавчина»!

— Эй, что ты ко мне привязался! — крикнул Герцог. — Ты сам всегда в грязь садишься? И потом, я-то пришел собирать. А некоторые вообще не пришли. Кочиш, например.

«Вот они какие, — думал про себя Тони. — Предатели несчастные. Герцог не может забыть, что когда-то я дал ему подножку. В тот день он в первый раз появился в своих чудо-джинсах. И так дурацки растянулся, что чуть не разорвал их. В полу был какой-то гвоздь. Но кто виноват, что он на него напоролся? Герцог этого забыть не может…»

— Почему ты не пришел, Кочиш?

Ну и погодка сегодня! Облака на небе — громадины.

— Я жду, — заметил господин учитель Гал, — жду твоего ответа.

И тогда у Тони вырвалось:

— Я не хочу ходить с ними, господин учитель, они мне не друзья! У меня есть свои места, я собираю в одиночку.

Он выпалил все это на одном дыхании и даже раскраснелся от волнения. «И зачем я это сказал? Кому это нужно?» Стало очень тихо. Учитель Гал тоже молчал. Он опустил, потом вновь поднял на лоб очки:

— Что такое?

Тони чувствовал, что его снова заносит.

— У меня нет друзей! Ни одного! — отрезал он гордо.

Герцог не удержался:

— Зато есть колы. Целых пять.

— Вот они какие, — с горечью произнес Тони.

Учитель Гал довольно резко оборвал Герцога:

— Над теми, кто попал в беду, не смеются, им помогают. Русский, математика — сплошные единицы. Кто поможет Кочишу повторить материал?

Обычно, когда заходила речь о помощи, сразу же поднимался целый лес рук. Но сейчас все неподвижно и тихо сидели на своих местах. Тишина все тянулась и тянулась. Тони растерянно улыбался, но к горлу у него подступила тошнота. К счастью, никто не мог этого заметить. А учитель Гал все еще спрашивал:

— Ну, кто возьмется? Андраш Чонт? Лазар? Что же, никто?

В конце концов Длинный проговорил:

— Господин учитель, извините, но он сам не будет заниматься с нами. Мы уже пробовали.

— А кто попробует еще? В последний раз? Никто?

Он задавал вопрос снова и снова:

— Никто?.. Никто?.. Никто?..

Это слово звенело у Тони в ушах все громче, и, хотя давно говорили о другом, он все слышал: «Никто? Никто? Никто?»

А ведь они правы, он не стал бы с ними заниматься. Если ему захочется, он сам будет учить. Только как?