Улица Венеалме (СИ)

Её опять трясло, а Конда пошатывался, хрипло дыша, и налитые кровью глаза то и дело возвращались к Воло, отползавшему, хрипя, по полу. Наконец он поднял руку и схватил Аяну за шею под волосами, притягивая к себе.

– Если ты убьёшь его, – прошептала она, стуча зубами, – нам придётся потратить все деньги на откуп, и ты уже не разведёшься, потому что твоя клятая репутация пострадает, и такую сумму мы не наберём. Конда, прошу тебя... Остановись. Обними меня. Там Кимат спит...

Конда шумно выдохнул и с силой сжал её, целуя в висок.

– Уходи, – сказала Аяна, косясь на Воло.

Конда дёрнулся, но она обхватила его рёбра. Он был ещё более горячим, чем обычно, и это пугало её.

– Дыши, – сказала она, отчаянно гладя его по спине. – Дыши, Конда!

– Паде! – донеслось снаружи.

Конда снова дёрнулся, но Аяна стояла, не отпуская его, слушая, как быстро бьётся его сердце.Наконец он перестал дрожать, а хватка на её шее ослабла. Она отпустила его и прикрыла дверь.

– Конда, у нас... гости, – сказала она, показывая на кровать у очага.

Вараделта тихо плакала от страха. Конда долго смотрел на неё, потом отвёл глаза.

– Я не трону тебя и не обижу, – сказал он. – Не плачь. Я не зверь. Айи, я лучше пойду.

Он развернулся к двери, но Аяна схватила его за руку.

– Стой... Стой! Куда ты?

Он смятенно посмотрел на неё, и Аяна шагнула вперёд, снова обхватывая ладонями его лицо.

– Я вымотана, – сказала она. – Я ощущаю себя так, будто лежала, как та вечная лужа поперёк улицы Эрвандес, а по мне провёз тележку молочник, прогнали свои табуны три хасэна, а потом целый день ездили кареты и скакали верховые. Но я не лежала, не-ет. Я всего лишь принимала в гостях дружелюбного и общительного кира Пулата, который заскочил на кружечку ачте и за эти полторы минуты визита вежливости напугал меня до полусмерти. А после этого зашивала человека, которого пырнули его же ножом, распоров до брюшины, а потом скинули в канаву, слава небесам, в неглубокую, и в плаще. Иначе бы все запасы рума в мире не вытравили бы из раны то, что сливают в эти канавы. Я потеряла равновесие. Если ты уйдёшь, а в эту дверь войдёт ещё кто-то, я не знаю, что со мной будет. Поцелуй меня, посмотри мне в глаза и скажи, стоит ли причина, по которой ты собрался уйти, того, чтобы оставить меня сейчас.

Конда взглянул ей в глаза и медленно, нежно поцеловал, потом ещё раз и ещё. Он прижался к ней, оттесняя к лестнице, и потянул за ленты корсажа, не отрываясь от её губ, сдёрнул платье с плеч и выдернул гребни из её волос.

– Айи, – сказал он, подхватывая её на руки. – Не существует таких причин.

Конец