Улица Венеалме

– Я читала их все в надежде, что там будет хоть что-то интересное, но это было так... Знаешь, как-то раз у меня болел живот. Я объелась ягод в лесу, и мне стыдно было признаться... Мне было шесть, и я ходила с Оланной за травами, и там было дерево йосста. Конечно же, я сначала наелась ягод, и только потом спросила. Оланна тогда носила дитя и была не очень внимательна, иначе она бы заметила ужас на моём лице, когда она сказала, что это йосста. Но мы вернулись домой, и наутро меня прихватило настолько сильно, что Сола перепугалась до синевы. Я бы и рада была сказать ей, что именно съела, но у меня болел живот так, что от ужаса я онемела. Это потом я узнала, что горсть ягод йоссты не убьёт даже шестилетнего ребёнка, но тогда... Сола, конечно, поняла, что со мной, и довольно скоро, как я сейчас понимаю, но решила преподать мне урок. Она сказала, что мне в течение трёх дней придётся есть только сухари, чтобы мой живот пришёл в себя. И я ела. Они не насыщали, они обдирали рот, как эти неверные обороты обдирают мои глаза, и застревали в горле, как эти странные обоснования каких-то действий, и были пресными, скучными, одинаковыми...

– Как же ты выдержала те три дня, любовь моя?

– Плохо, Конда. Очень плохо. Ты знаешь, как я люблю поесть...

– Знаю. Я видел, как ты нюхаешь еду. Ты будто поедаешь её носом.

– Ты тоже нюхаешь еду, – возмутилась Аяна. – Ты разламываешь её, осматриваешь и нюхаешь! Не тебе меня судить!

– Сохрани меня небеса от того, чтобы судить тебя, сокровище моё, – рассмеялся Конда. – Ну что ж, у тебя есть теперь время, чтобы сунуть нос в то, что не идёт в печать и не так похоже на сухари. Съезди завтра в хранилище, если хочешь, посмотри образчики другого творчества.

– Образчики творчества... Слушай, ты знаешь ту песню? Про вдову и овощи?

Конда округлил глаза.

– Мы только что говорили о приличных женщинах и книгах, похожих на сухари, и тут к нам пришла бодрая молодая вдова с кабачком в руке... Мне нравится ход твоих мыслей, продолжай! Может, ещё кого позовём?

– Могу позвать Анвера.

– Нет, знаешь, пожалуй, нет.

– Кого ты хочешь видеть?

– Свою Айи. Иди сюда. Ты недостаточно близко.

37. Однажды юная вдова задумала тушить рагу

Кимат сидел за столом и вяло ковырял ложкой кашу с изюмом из большой плошки, придирчиво осматривая каждую изюминку, нахмуривая брови, прежде чем положить ложку в рот. Аяна сидела, подперев ладонью щёку, над кружкой дымящегося ачте, в тёплых вязаных носках, которые покалывали ей ноги, и вздыхала, глядя, как каша медленно убывает. Мерцание углей в очаге успокаивало, навевая воспоминания о доме, о длинном каменном летнем очаге, который приветливо встречал её таким же мерцанием и запахом съестного, когда она возвращалась на Пачу одна или с Тили.

Нэни готовила обильно и вкусно, и Аяна откровенно жалела, что не узнала в своё время маленьких тайн, которые делали стряпню сестры такой чудесной. Нэни тоже придирчиво осматривала и обнюхивала все припасы, прежде чем начать готовить, и подозрительные никогда не клала ни в похлёбку, ни в рагу, как это делали тут почти во всех тавернах. Иногда даже усиленное проветривание не могло скрыть подозрительного душка, доносившегося из кладовой в таверне.

С улицы тянуло прохладой. Ишке сидел на подоконнике приоткрытого окна, не спрыгивая ни внутрь, ни наружу. Балбесина. Из-за него тут так сквозит. Тут нет ничего с подозрительным душком. Закрыть бы окно...

– Ты уж определись, – сказала она, и кот спрыгнул во двор, гордо задирая хвост, удаляясь по серому заборчику под серым пасмурным небом.

Створка скрипнула, отгораживая от серого маленького двора мутноватым стеклом, и Аяна посмотрела в миску Ишке. Ненасытный. Вечно голодный. Куда только что девается? Ест и не толстеет. Хотя вон Конда тоже ощутимо отъелся за эти четыре месяца. Он стал очень тяжелым, но не растолстел, а окреп.

Аяна прижала руки к щекам, присаживаясь к столу и вспоминая горячее, тяжёлое тело Конды. Кимат выковыривал изюм из каши, складывая его кучкой на стол. Ачте чуть остыл, но всё равно согревал, очаг мерцал, за стеной бабушка бранилась на невестку, которая сожгла рыбу. Аяна вздохнула. Вовремя она закрыла окно. Сейчас пойдёт незабываемая вонь. В прошлый раз она сожгла овощи...

Однажды юная вдова задумала... Интересно, что принесут на обед? Конда сказал, что оставил это на усмотрение стряпухи, и Аяна не стала ничего менять, лишь передала с Арчеллом, что в доме есть маленький ребёнок. Ах, как без свежих овощей прожить всю зиму я смогу... Песенка крутилась в голове, Кимат ковырял ложкой кашу, и время мерно текло над очагом, поднимаясь с жаром углей к горшкам, тарелкам, расставленным на полотенце. И потянулась укусить зубами белыми бочок... Ишке сидел тогда с ней на лесенке Иллиры, стряхивая с лапы кабачок, который вытащил из горшка вместо кусочка мяса.

Аяна распахнула глаза. Горшок... Иллира передала ей с Бертеле горшок! В тот вечер она ходила в "Морского барана" пить с парнями, и Конда привёз её сюда, а до этого она сидела на лесенке...