Улица Венеалме

– Погоди, – сказала Аяна, вручая мальчишке медяк. – На. Ты, наверное, устал сюда добираться?

– Спасибо, эйс... Гватре! – просиял мальчишка. – Ничего! Я привык! Я весь день бегаю по берегу кирио, собираю поручения. Знаешь, какие у меня крепкие ноги! О! – показал он сжатый кулак.

Он развернулся, хлопнул дверью и промчался мимо окошка, на ходу засовывая медяк в карман.

– Мы закончили, – сказала Шими, отодвигая лист.

– Раз вы собираетесь учиться дома, давайте в последний раз соберём всех, – сказала Аяна, которой вдруг стало очень, очень грустно переворачивать эту страничку. – Давайте я испеку большой пирог с изюмом, и мы посидим с девчонками за ачте? У меня праздник рождения семнадцатого, а наш с вами праздник устроим пораньше.

– Изюм? – скривилась Арнелта. – Не-ет... Не надо изюм!

– Лучше по, – сказала с горящими глазами Шими. – Мы отпросимся... Попросим, чтобы Бартос проводил. Я пыталась приготовить по, но у меня не очень получилось.

– Можно забирать? – спросил Арчелл, заглядывая в дверь.

– Да, мы закончили. Проводи их, пожалуйста.

Аяна сидела, грустно отпивая остывший ачте. Чтобы отпустить, надо проститься. Пусть прощание и рвёт сердце, но это прощание будет светлым.

Она поворошила угли в очаге, потом открыла дверь Арчеллу и, печально вздыхая, глядела, как Кимат вытряхивает из бумажки принесённые тем мясные обрезки в миску Ишке.

– Кир поздно придёт? – спросила она, ставя пустую кружку на стол.

– Не знаю, кира, – сказал Арчелл. – Оставить окно приоткрытым?

– Да. Оставь небольшую щёлку, Ишке протиснется.

– Тут из-за этого холодно.

– Ну что ж поделать.

– Айи.

Аяна вскочила, бросаясь на шею Конде.

– Я думала, ты сегодня поздно, – сказала она радостно, целуя его. – Конда, почему у тебя такое лицо?

– Потому, – сказал он, прикусив губу. – Любовь моя, давай сегодня вечером пригласим ондео?

Аяна обернулась на Арчелла, который замер вполоборота, краснея.

– Давай, – сказала она, еле сдерживая смех. – Прямо сейчас?

– Да. Думаю, Арчелл пока может погулять с Киматом. Например, сходить к Иллире, проведать Астрелла, – сказал Конда. – Да, Арч? Гуляй.

Дверь за Арчеллом закрылась, и Аяна метнулась наверх.

"Та-ди-ди-тум", – сказала лесенка.

– Ты не одета, ондео, – сказал Конда, поднимая бровь и поправляя голубой парик. – На тебе только рубашка и халат. Надень штаны и туфельки и принеси вуаль.

– Штаны?

– Да. Давай, не задавай вопросов. Мы не останемся дома.

Аяна распахнула глаза.

– Ондео едет в город?

– Вроде того.

Небольшая коляска, запряжённая понурой кобылкой, неспешно везла их, подскакивая на щербинках мостовой, и Конда смеялся.

– Скажи!

– Нет.

– Ну Конда!

– Не-а.

Наконец Аяна сдалась и просто прислонилась к его плечу, обиженно надувшись. Закатное солнце красило улицы в рыжие цвета, полыхая оранжевым пламенем последних лучей в окнах домов, и наконец экипаж остановился.

Конда подал ей руку, придерживая свой плащ, и Аяна с удивлением огляделась.

– И что здесь? – спросила она. – Куда мы приехали?

Улица была ничем не примечательна, кроме того что она явно была одной из центральных, судя по числу верховых и экипажей и по виду мостовой и домов.

– Иди сюда.

Конда завёл её в арку, к красивой кованой решётке, закрывавшей проход во двор.

– Вот.

Он вынул из-под плаща пухлый свёрток. Аяна протянула руку...

Бархат! Нежный, ласкающий пальцы, похожий на мех крота. Она подняла восторженные глаза, и Конда встряхнул свёрток, расправляя синий, синий, как синие вечерние сумерки, как ночное небо, бархатный плащ.

– Снимай свою кожуру соланума и завернись в небо, – сказал он ей весело. – И пойдём.

Она в одно движение расстегнула застёжку, и Конда стянул рыхлый коричневатый плащ с её плеч, в одно движение накрывая её синим бархатом, подбитым такой же синей седой, сияющей, как небо, разлитое по глади залива в послезакатный час.

– Готова?

Она с трудом оторвала взгляд от серебристой меховой оторочки и кивнула, пряча вуаль и голубые волосы в тёмно-синей глубине капюшона, и посмотрела в его глаза, окунаясь в весёлое, искристое сияние звёзд в ночном небосводе, кружащее голову и немного пьянящее.

– Давай поиграем, любовь моя!

Носочки синих туфелек легко ступали по чистой ровной мостовой, мелькая из-под плаща. Серебристая оторочка напоминала пену прибоя. Аяна погладила её пальцами ещё раз и подняла глаза.

– Прошу.

Лакированная дверца кареты распахнулась перед ней.

– Конда... – прошептала Аяна. – Это...

– Ты же хотела прокатиться, ондео. Перед тем, как проехать два Арная, надо сначала проехать хоть немного Ордалла, не правда ли?

Ярвилл неподвижно сидел на козлах. Аяна покосилась на него, залезая в карету, и Конда подсел рядом, закрывая дверцу.

Аяна сидела, вцепившись в руку Конды ледяными от волнения пальцами, и испуганно и восторженно оглядывалась. Полосатые узоры дерева в этой обитой бархатом шкатулке на мягко пружинящих колёсах завораживали её.

– Иди ко мне, – сказал он наконец. – У меня сердце переворачивается. Ты так смотришь...

– Я вот примерно такого ждала, когда садилась впервые к извозчику, – прошептала Аяна. – Конда, я будто лечу на облаке... Погоди! Куда мы едем?