УЛЬМ – 43

– Дурак ты, Соколов! Одно дело делаем….

– Я тебе уже ответил, мы разные….

В комнате повисла пауза.

– Если ты сам не хочешь проверить «закладки», то я могу это сделать за тебя. Мне это не сложно. Пойми меня, Соколов, это очень важная акция.

– Для кого?

– Для нас всех и для тебя тоже.

Степанов по-прежнему не спускал с него своих глаз. Все дело в том, что закладывал взрывчатку лично Соколов и кроме его никто не знал эти места.

– Я жду…

– Я уже ответил тебе, что я тебе не подотчетен. Если Покровский спросит об этом, тогда я ему доложу.

– Хорошо.

Степанов сделал вид, что собирается выйти из комнаты. Это был отвлекающий момент для Соколова. Когда тот поднял руки, надевая на себя нательную рубаху, капитан из всех сил ударил его в лицо. Тот сделал несколько неуверенных шагов назад и повалился на пол. Он навалился на противника всем своим телом и прижал его к полу, стараясь завести ему руку назад.

– Сука! – прохрипел Соколов, стараясь сбросить с себя противника.

Однако, все его попытки были полностью пресечены капитаном. Он сделал еще несколько попыток, а затем прекратил сопротивление. Степанов сковал его руки наручниками и, подняв его с пола, усадил на табурет.

– Мне нужен план минирования, – произнес, тяжело дыша, Степанов. – Ты слышишь меня, Соколов.

– Пошел, ты….

Он грубо выругался и с вызовом посмотрел на капитана.

– Ты, наверное, понял, кто я? Я капитан государственной безопасности Константин Воронцов.

Соколов сплюнул на пол и отвернулся, стараясь показать всем своим видом, что ему абсолютно безразлично кто перед ним стоит.

– Ничего, Соколов, заговоришь…. Теперь у тебя есть лишь один способ спасти себе жизнь, это все рассказать, а иначе…

Капитан не договорил. Без слов было ясно, что ожидало Соколова в отрицательном случае.

***

Козырев проснулся от какого-то внутреннего толчка. Рука его автоматически потянулась к лежавшему на тумбочке пистолету. Внутри его стало холодно и его стало немного потряхивать. Откинув в сторону одеяло, он на цыпочках подошел к окну. Отодвинув в сторону занавеску, он посмотрел на пустынный двор дома.

«Где дети? Почему их нет во дворе?», – размышлял он, продолжая рассматривать пустующий долг.

Он посмотрел на часы. В голове, словно маленький серенький кукушонок, стучал в голове, предупреждая Анатолия Кирилловича об опасности. Он передернул затвор пистолета и посмотрел на входную дверь. За ней явно слышался какой-то подозрительный шорох. Он снова посмотрел в окно, двор по-прежнему был пуст.

«Надо уходить, – решил он и стал быстро одеваться.

Входная дверь с грохотом распахнулась и три человека, одетых в гражданскую одежду, буквально влетели в прихожую. Козырев поднял пистолет. В комнате глухо хлопнул выстрел. Это выстрелил один из чекистов. Анатолий Кириллович втянул голову в плечи, физически ощущая, как на его голову посыпались мелкие кусочки штукатурки.

– Руки вверх! – выкрикнул мужчина, который только что стрелял в него.

Козырев бросил пистолет на пол и поднял руки.

– Его в Управление, – приказал один из них, одетый в серое зимнее пальто. – Горшков! Останешься здесь.

– Понял, товарищ лейтенант….

На руках Козырева щелкнули замки наручников. Его вывели из квартиры и, подталкивая стволами пистолетов в спину, повели к машине. Это был его конец и это он сейчас ощущал как никогда. Он посмотрел на зимнее небо, обвел взглядом дом. Все это он видел последний раз.

– Давай, шагай, – произнес кто-то у него за спиной и с силой толкнул его стволом пистолета между лопаток.

В воротнике его гимнастерки была зашита ампула с цианистым калием, которая гарантировала ему моментальную смерть, но, он так и не решился раздавить ее своими зубами.

«Нет, только не смерть, пусть хоть месяц, но еще немного поживу. Как-то глупо лишать себя жизни, когда вокруг тебя так много людей, которые сделают это добровольно и с большим удовольствием», – размышлял он, направляясь к «черному воронку», который въехал во двор дома.

Путь от места задержания до Управления НКВД занял всего несколько минут. Его вывели из фургона и провели в здание через запасной вход.

– Куда его, товарищ лейтенант, – обратился к Марченко, один из оперативников.

– Пока в камеру! – скомандовал лейтенант. – Проверьте всю его одежду, каждый шов.

– Все ясно, – ответил оперативник. – Давай, шагай….

Козырева вели по какому-то длинному узкому коридору, стены которого были выкрашены темно-зеленой краской, вдоль дверей, за которыми ждали своей участи десятки арестованных людей.

– Стоять! – скомандовал конвоир. – Лицом к стене!

Он, беспрекословно выполнил команду. Дверь противно лязгнула металлом.

– Пошел!

Он вошел в камеру. Конвоир ощупал его одежду, ножом отрезал уголки ворота гимнастерки и с сознанием выполненного долга, вышел из камеры.

***

Покровский вышел из вагона и стал искать глазами Соколова, который должен был встретить его и доложить о готовности группы к диверсии. Он медленно переводил свой взгляд с одного человека на другого, но своего подчиненного почему-то среди них не было.

«Что произошло? Где Соколов? – размышлял он. – Неужели провал?»