Ультиматум Борна

— Наверное, я не совсем понятно выразился, Джейсон, — продолжил офицер КГБ. — Говоря «гадких», я имел в виду именно это. Невероятных. Просто безумных.

— Он почти всегда держит своих людей на привязи.

— Большая часть информации — грязь из самых низкопробных бульварных газет — ничего необычного для них, конечно, — но в добавок к этому полная бессмыслица и очевидные искажения дат, мест, должностей и даже фамилий. Например, Министерство транспорта расположено не в том месте, какое указано в соответствующем конверте, а в квартале оттуда, и определенный товарищ директор не женат на названной леди, а женат на другой — названная женщина является их дочерью и живет не в Москве, а на Кубе, уже шесть лет. И еще, человек, означенный как глава Радио Москвы и обвиняемый почти во всех возможных грехах, кроме разве что интимных отношений с собаками, умер одиннадцать месяцев назад и был известен как верный христианин, который был бы гораздо счастливее обыкновенным священником… Эти очевидные ошибки я заметил за пару минут, не желая тратить на это много времени, но уверен, что их там еще много.

— Ты хочешь сказать, что Карлосу пудрили мозги? — сказал Конклин.

— Самым наглым образом, с точным расчетом — над этими данными посмеялись бы даже в самых доктринально строгих наших судах. Кто бы ни снабжал его этими мелодраматическими «разоблачениями», он делал их заведомо противоречивыми.

— Родченко? — предположил Борн.

— Вряд ли кто-либо другой. Григорий — и называю его «Григорий», хотя никогда не обращался так к нему в лицо; его всегда звали «генерал» — был стратегом до мозга костей, «выживателем», и вместе с тем — убежденным марксистом. Контроль был его девизом, фактически навязчивой идеей, и если бы он мог контролировать пресловутого Шакала в интересах Родины, — это было бы просто счастье для старика. Однако Шакал убил его характерными для него тремя пулями в горло. Было ли это предательством со стороны Шакала или Родченко просто чем-то выдал себя? Мы никогда не узнаем этого. — Зазвонил телефон, и рука Крупкина рванулась к трубке. — Да? — переключился он на русский и жестом велел Конклину прикрепить на место протез. — А теперь слушайте меня внимательно, товарищ. Милиция не должна предпринимать никаких действий — более того, они должны держаться вне видимости. Вызовите одну из наших машин без опознавательных знаков на замену патрульной, я понятно выражаюсь?.. Хорошо. Будем использовать частоту «Мурена».

— Прорыв? — спросил Борн, отойдя от окна, когда Дмитрий бросил трубку.

— Еще какой! — ответил Крупкин. — Его машина замечена на Немчиновской дороге и направляется в Одинцово.

— Это мне ни о чем не говорит. И что там, в Одинцоволе, или как там оно называется?

— Точно не знаю, но, думаю, ему эта местность знакома. Вспомните, он хорошо знает Москву и ее окрестности. Одинцово — промышленный пригород примерно в тридцати пяти минутах езды от города…

— Проклятье! — воскликнул Алекс, сражаясь с завязками протеза.

— Позволь, я сделаю, — сказал Джейсон не терпящим возражений тоном. Он присел рядом и быстро справился с толстыми полосками грубой ткани. — Почему Карлос не сменил машину? — продолжил он, обращаясь к Крупкину. — Нехарактерно для него.

— У него нет выбора. Он знает, что все московские таксисты — тихие пособники государства, и, кроме того, он серьезно ранен и, очевидно, безоружен — иначе стал бы еще стрелять в тебя. Он не способен сейчас угрожать водителю или украсть автомобиль… К тому же, он довольно быстро добрался до Немчиновки; то, что машину вообще заметили — чистая случайность. Эта дорога редко используется — что ему, наверное, тоже известно.

— Поехали отсюда! — крикнул Конклин, раздраженный вниманием Джейсона и собственной немощностью. Он поднялся, покачнулся, сердито отмахнулся от руки Крупкина и направился к двери. — Поговорить можно и в машине. Мы зря теряем время.

— Мурена, ответьте, — сказал Крупкин по-русски в микрофон, сидя рядом с водителем на переднем сиденье, держа руку на тюнере автомобильного радио. — Мурена, ответьте, если слышите.

— О чем он говорит, черт побери? — спросил Борн Алекса на заднем сиденье.

— Он пытается связаться с машиной КГБ, следующей за Карлосом. Все время переключается с одной сверхвысокой частоты на другую. Это код «Мурена».

— Что?

— Это такой угорь, Джейсон, — ответил Крупкин, глянув через плечо. — Из семейства муреновых, с пористыми жабрами, способный опускаться на очень большие глубины. Некоторые виды могут быть смертельно опасны.

— Благодарю за объяснение, Питер Лор, — сказал Борн.

— Очень хорошо, — засмеялся кагэбэшник. — Но, согласитесь, это вполне подходит. Очень немногие радиоприборы могут посылать или принимать такие сигналы.

— Когда вы его у нас украли?

— О, не у вас, совсем не у вас. Честно говоря, у англичан. Как обычно, Лондон не шумит о таких вещах, однако в некоторых сферах они далеко обогнали вас с японцами. Все этот проклятый Ми-6. Они ужинают в клубах в Найтсбридже, курят свои одиозные трубки, изображают из себя невинных овечек и шлют нам перебежчиков.